Храм над обрывом

Моджахеды, поняв, что мы хорошо обучены и будем сражаться до конца, послали в самом начале боя в обход, с другой стороны горы, группу с легким минометом, чтобы на крайний случай, до восхода, точно уничтожить нас. Мы ожидали этого, но не знали, когда они появятся. Я помню выстрелы и гранату, прилетевшую под ноги, а дальше – провал. Очнулся под большим камнем, запихнутым в логово смертника. Я не чувствовал ни ног, ни рук: какая-то тупая боль в голове и все. Как во сне видел Ивана, который был весь в крови – моего и своего – это он, как оказалось потом, закрыл меня своим телом, а потом оттащил в яму. В него стреляли и снизу и сверху, взрывы мин со всех сторон. Я помню лицо Ивана, когда он подполз ко мне из последних сил и закрыл своим телом меня повторно. Потом послышалась автоматная очередь. В такт этим звукам тело Ивана вздрагивало надо мной, словно кто-то дергал его с бешеной частотой. Те моджахеды, которые вышли в обход на нас сверху, видимо не ведали про эти ямки смертников под козырьком большого валуна, и поэтому не знали, что под Иваном есть еще кто-то. Они выдернули автомат из рук Ивана, и, как я понял, пошли вниз к своим. Я услышал только приглушенный удаляющийся крик на пуштунском: «Все, путь свободен! В живых никого». Тут Иван надо мной стал шевелиться. Изо рта у него капала кровь на мои руки, и при этом он стал шептать: «Ванечка, давай, ножками… давай, вставай…, ножками… вставай…». До того, как я потерял сознание после взрыва гранаты, у меня в руках была снайперская винтовка, а за спиной – автомат. Наверное, Иван их закинул в нишу под камень, когда перетаскивал меня, чтобы не оставлять меня без оружия. Когда же он подполз и закрыл меня, то и автомат, и винтовка стали не видны. Иван еле-еле встал на колени и, шатаясь из стороны в сторону, взял автомат. Послышалась очередь, затем еще одна длинная: Иван расстрелял в спину спускающийся отряд, который обошел перед этим нас. Опять начался страшный обстрел, а в автомате у Ивана закончились патроны. Я не все, что происходило тогда, видел глазами, поэтому частично сочиняю по тем звукам, которые я слышал, валясь в полубессознательном состоянии в яме. Так вот, Иван подполз обратно и взял снайперскую винтовку. В это время, так как моджахеды решили, что путь свободен, внизу, вдоль небольшой горной речки, уже шли мулы с притороченными «Стингерами». Иван стал стрелять по мулам, – как я потом узнал, – что привело на некоторое время в ступор душманов, так как два мула упали в бурное течение, и их стало сносить вниз. Видимо, часть людей из каравана бросились вытаскивать груз, а остальные с отчаянием обреченных бросились к нам. Нас уже ничто бы не спасло – они бы нас искромсали на части от злобы, но тут подоспела помощь: из-за гребня горы на низкой высоте выскочили друг за другом две пары МИ-24. В считанные секунды моджахеды, собравшиеся в кучу, были сметены огнем. Остались только те, кто спасал «Стингеры».

Я очнулся через неделю в самолете, на котором перевозили раненых из Кабула в Москву. Так пути наши с Иваном разошлись. Я слышал, что его лечили в Ташкенте. Знал, что ему дали Звезду Героя, чему я был несказанно рад: если не ему, то кому же еще? Можно было, конечно, потом его и разыскать, но для чего? Вспоминать тот бой мне никогда не хотелось и не хочется: кроме того, что я выжил, надо вспоминать и тех, кто погиб в том бою – все это очень тяжело. Да и тогда же не было таких средств коммуникаций, как сейчас. Писать письма? А куда? Пока мы лечились и приходили в себя, уже и страна стала постепенно разваливаться. Для меня, как офицера спецназа ГРУ, война продолжалась, только не в Афганистане. Слава Богу, что мои раны затянулись и меня не откомиссовали из армии. Я, кроме как, воевать, ничего же не умел….

– Постой, – сказал я, когда Олег замолчал. – Колесов. Колесов Петр Львович. Это не тот миллиардер, который погиб в поезде «Гранд-Экспресс»? Что-то вроде бы на работе говорили про это. Я за новостями вообще в последнее время не слежу – времени не было, да и неинтересно в целом. Когда же это было?..

– Полтора года прошло: в конце ноября позапрошлого года. Это он и был.

– И значит Максим – единственный наследник всей империи своего отца?

– Так и есть. Я как-нибудь расскажу про ту катастрофу, а сейчас мне надо ехать в аэропорт – самолет ждет, на котором прилетела Соня. Дел очень много: Максим все взвалил на меня, а это тяжелый труд. Нельзя все просто так бросить: десятки тысяч людей могут лишиться работы, если пустить все на самотек. Надеюсь, Максим с моей помощью найдет хорошего управляющего или же сам займется этим. Пока же он даже на одну ночь из Лазорево выбирается крайне редко.

– Но что же связывает, вернее, связывал, его и Ивана – никак не пойму. Почему он сюда приехал и остался? Этот волк – он же Ивана, да? – почему он ходит за Максимом?

– Валера, – сказал Олег и посмотрел на меня каким-то мучительным взглядом. – Валера, я не могу ответить на твои вопросы. Если Максим пригласил тебя сюда, то значит, думаю, он сам тебе после все расскажет.