Храмы Невского проспекта. Из истории инославных и православной общин Петербурга

Пушкин был знаком с Брюлловым, и за несколько дней до своей смерти поэт посетил петербургскую студию знаменитого художника. «Сегодня, – читаем в записках А.И. Мокрицкого (25 января 1837 г.), – в нашей мастерской… были Пушкин и Жуковский»[616]. А через два дня после смерти Пушкина Брюллов просил Мокрицкого читать стихи Пушкина и вспоминал о том, как покойный поэт восхищался его картиной «Распятие»[617] (Самому А.И. Мокрицкому принадлежит рисунок, изображающий Пушкина в гробу

[618]).

Интересные подробности, подтверждающие сказанное, содержатся в воспоминаниях А.О. Смирновой (урожд. Россет, 1810–1882), хорошо знавшей поэта. «Мой муж повез меня смотреть „Распятие“ Брюллова. Мимоездом мы захватили Пушкина, – пишет Александра Осиповна. – Часовые, которых поставили в зале, где выставлено „Распятие“ Брюллова, произвели на нас тяжелое впечатление; эти солдаты так не отвечают сюжету картины…»[619]

Фрейлина императриц Марии Феодоровны и Александры Феодоровны, Смирнова-Россет состояла в дружеских отношениях со многими литераторами. Она чутко улавливала их творческие порывы, не исключая и Пушкина. Поэтому некоторое время спустя А.О. Смирнова сказала мужу: «Хочешь пари держать, что он напишет стихотворение на этот случай; когда что-нибудь произведет на него сильное впечатление, ему надо излить его в стихах». А вскоре А.О. Смирнова записала в своем дневнике такие строки: «Я выиграла пари, Пушкин назвался обедать с Жуковским, больше никого не было; после обеда он вынул из кармана стихотворение на „Распятие“, охраняемое стражей; это истинный перл»[620]

.

(«Распятие» Брюллова украшало центральную часть церковного алтаря. В настоящее время находится в запасниках Русского музея. В нижней части алтаря находилось полотно Гольбейна, а по его бокам – 2 круглых медальона с изображением апостолов Петра и Павла кисти Брюллова. Эти картины в конце 1930-х гг. переданы Эрмитажу.)

История прихода Петрикирхе удивительным образом переплелась с трагической гибелью А.С. Пушкина. Сведения об этом содержатся в записках литератора Владимира Петровича Бурнашева (1809–1888), опубликованных в «Русском архиве» за 1872 г. В.П. Бурнашев хорошо знал семью литератора Н.И. Греча; «замечательно, что Греч и его семейство – лютеране, а жена – реформатка или кальвинистка»[621], – отмечал он в своих мемуарах.

Владимир Петрович был дружен с младшим сыном Греча – Николаем. «В последний раз я видел его цветущего здоровьем и вполне счастливого, 6 декабря 1836 г., в Николин день, когда, несмотря на то что Греч и его семейство были лютеране, отец и сын праздновали день своего Ангела по православному обычаю, – продолжает Бурнашев свой рассказ. – На этот раз именины Николая Ивановича и Николая Николаевича праздновались как-то особенно блистательно… Перед концом обеда принесена была и подана Гречу цидулочка с поздравлением знаменитого Пушкина»[622].

В рассказе Бурнашева упоминаются два протестантских храма, стоящих на Невском проспекте. В декабре 1836 г., во время рождественских праздников, он зашел «во французский книжный магазин Белизара (что ныне Малье) в доме голландской церкви», где «ему сообщили, что Николай Греч нездоров»[623]. Болезнь оказалась настолько серьезной, что в январе следующего, 1837 г. юноша скончался в 18-летнем возрасте. Об этом Бурнашев узнал, зайдя в библиотеку Смирдина, в церковной доме при Петрикирхе[624]

.

27 января в Петрикирхе, в присутствии многочисленных друзей и знакомых семейства Греча совершено отпевание усопшего. «У лютеран в церкви гроба не открывают, почему Греч и все близкие к усопшему окончательно простились с ним еще на дому, где крышка гроба была уже навсегда завинчена»[625], – пишет Бурнашев. Но еще раньше, в те минуты, когда траурная процессия направлялась к церкви Cв. Петра, В.П. Бурнашев стал свидетелем разговора в котором упомянули имя Пушкина. Н.И. Греч спросил: «Послано ли было приглашение к Александру Сергеевичу? Он так любил Колю моего!» – «Как же, было послано с курьером из нашего министерства, а не по городской почте», – ответил Николай Иванович Юханцов, служивший тогда в Министерстве иностранных дел. – «Но только, – продолжал Юханцов конфиденциально, – как мне говорил курьер, которого я посылал к Александру Сергеевичу, тамошнее лакейство ему сказывало, что их барин эти дни словно в каком-то расстройстве… Никто ничего понять не может, что с ним делается»[626].