Хайна, переговорив с одной из наложниц, собралась было уходить, но, заметив хана, застыла. Даже издали Вихсар ощутил, как пробуравил сухой взгляд надсмотрщицы. А ведь когда-то он доверил ей Сугар. Если княжна и ненавидела его, то совершенно справедливо. Вихсар развернулся и направился в свой стан. Только ноги несли его по другой дороге, он и сам не помнил, как оказался в женской стороне, войдя в обогретое очагом жилище. До слуха донеслись тихие женские голоса, один из которых — Вихсар различил сразу — принадлежал Мирине. Значит, уже проснулась. Едва хан появился в дверях, девушки притихли, повернув головы в сторону вошедшего мужчины. Вихсар сразу выхватил и пленил взглядом княжну, теперь уже хатан — его жену.
Сугар растерянно сжала пальцами ткань, что лежала у нее на коленях. Турай, опомнившись первой, улыбнулась Мирине, поднялась с подстилки, собрав складки платья, склонив голову, поспешила к выходу, за ней поторопились и остальные девицы. Уже скоро в шатре не осталось никого. Мирина, разжав пальцы, выдохнула, возвращая взгляд на ткань, принимаясь старательно что-то рассматривать. Вихсар усмехнулся — его Сугар выглядела трогательно. Он прошел вперед, приближаясь к огню, отмечая, что княжна только недавно проснулась: волосы, наскоро заплетенные в косы, в домашней платье-рубахе из беленого льна, подпоясанная, как и полагает, алым цветом маков тканным кушаком в три оборота, широкие рукава скреплены латунными обручами, на груди подвеска. Она, как блик от солнца на водной глади, ослепляла не только глаза, но и рассудок.
— Ты не желаешь меня встретить, Сугар?
Мирина отложила ткань, поднялась и тут же оказалась сжата его руками, он придавил к своей каменной груди ее мягкую и упругую грудь. Вихсар припал к тонкой шее губами, жадно вбирая запах кожи. Чувствуя на языке цветочную горечь, мгновенно воспламенился. Он быстрыми рывками расплел ее шелковые косы. Обхватив затылок, прижался к ее губам, упиваясь их сладостью, раскрывая их, целуя ее сонную, теплую, мягкую. Нежную и хрупкую посередине этой бури. Желание скрутило его до багряных вспышек в глазах. Не в силах держать себя, помня, что со вчерашней их ночи должен дать ей время отдохнуть, освоится, привыкнуть, но благоразумие тлело с каждым ударом сердца. Слишком распален утренней стычкой. Сугар была необходима, как глоток ключевой воды, который он так жаждал испить, вожделея ее до безрассудства.
— Обними меня, — прохрипел он, оглаживая изгибы спины. Придет время и ему не нужно будет об этом ее просить. Когда-нибудь…
Мирина подчинилась и обхватила его шею, едва дотягиваясь. Невыносимо нежная, легкая, как снег. Расплетя узел пояса, Вихсар сорвал его, подхватил княжну, укладывая на меха рядом с очагом. Справился со своей одеждой, содрал с отвердевшей до предела плоти, собрал подол платья на пояс Вихсар, обхватил ее ногу, закинув себе на плечо, вторгся в теплое, ждавшее его влажное лоно. Какой бы холод не был в глазах Мирины, но тело княжны горело в его руках, таяло, вожделея его так же, как он ее. Как же он хочет, чтобы она забыла все тревоги. Тлевшее в ее глазах желание под его ударами на время затмевало все ее мысли, Мирина, открывалась для него, позволяя проникать до упора. Мощными размеренными рывками он врывался в узкое лоно до глубины, сминая грудь, прихватывая края ее сухих губ, собирая с уст всхлипы и стоны.
Мирина трепетала, сжимая в пальцах шкуру, опускала ресницы, тянула в себя воздух, и Вихсара накрыла свинцовая кипящая волна. Хан жестко толкнулся еще несколько раз, и его вышибло из собственного тела, опрокидывая в бескрайнюю горячую глубину, растворявшуюся в тугих волнах золота. Он выждал, когда ум прояснится и возьмет вновь способность воспринимать все, дыша часто и глубоко, вынырнул из полузабытья, выдохнул в ее подрагивающие губы, все еще покачиваясь, оставляя до капли свои соки. Остановился, продолжая безмолвно смотреть в глубокие омуты, в которых так безвыходно тонул, где-то там на самом дне оставляя часть своей души. Он покрывал ее всю ласками, собрал с ее губ дрожь — остатки утихавшего трепета.
Мирина тихо поддавалась его рукам, поцелуям, страсти. Как же жаждал, чтобы она стала еще ближе, чем сейчас, чтобы заговорила, позвала его, но Сугар непоколебимо молчит. Вихсар слышал лишь сбивчивое дыхание, ощущал жар тела и запахи сочащихся соков, смешавшихся в один тонкий аромат, который все еще дурманил голову. Хан пронизывав пятерней мягкие пряди у виска, убирая их с лица Мирины. Глаза княжны закрыты, длинные ресницы подрагивают, губы раскрыты. Вихсар оглаживал ее плечи, тонкие ключицы, собирая ладонями с ее тела дрожь.
Лежали еще некоторое время в ворохе цветных шелковых тканей, объятые теплом светом очага, как вдруг первые капли ударили о крышу, забарабанили часто, глухо.
Вихсар лег рядом, увлекая Мирину за собой, прижимая к себе. Отсюда он не выйдет до самого утра.
— Я слышала, что воличи пришли, — вдруг произнесла Сугар, укладываясь рядом.
Рука хана закаменела на ее плече.
— Да пришли, и завтра вы отправитесь в Кроидан.