Читаем Хранить вечно полностью

Воздушный рейд во вражеский тыл всегда задача со многими неизвестными. Главный штурман авиаполка тщательно рассчитал время вылета, проложил маршрут в стороне от аэродромов врага и крупных населенных пунктов с сильной противовоздушной обороной, над районом, в котором действовали партизаны, с тем чтобы партизаны могли спасти пассажиров самолетов, если их собьют немцы. Нам предстояло перелететь линию фронта на максимальной высоте, дабы избежать зенитного огня противника. Центр договорился с партизанами Каплуна о световых ориентирах: четыре костра квадратом по краям посадочной площадки. Поскольку каплуновцам не приходилось прежде принимать самолеты с посадкой в бригаде не нашлось сбитых летчиков, которые могли бы проследить за правильностью подготовки посадочной площадки, Центр передал комбригу подробный перечень правил и требований, предъявляемых к посадке легкомоторных самолетов в тылу врага. Наконец Каплун сообщил о полной готовности к приему самолетов.

Со своей стороны мы тоже были готовы к полету, но изменчивая майская погода подвела нас. Каждый день дорог, а тут, как назло, лазурное небо затянуло тучами, взвыл ветер, забушевала майская гроза. Совсем замолкли моторы на аэродроме. Отменили даже вторую боевую готовность.

Дождь нещадно хлестал сквозь дырявую, как решето, крышу «отеля», молния освещала плащ-палатку, натянутую над радиостанцией. Тамара — она очень боялась грозы — смотала на всякий случай антенну. Наш гость — летчик Герой Советского Союза Африкант Платонович Ерофеевский — ворчал, сокрушенно потягивая свирепый бармалеевский ус и бренча на неразлучной гитаре:

— Н-да! «Люблю грозу в начале мая»!.. Метеосводка такая, хоть в пехоту просись! Видать, Илья-пророк с Берлином пакт заключил…

И Африкант Платонович, низенький, плотный, взмахивая казачьим чубом под щегольской фуражкой с небесно-голубым околышем, пел не лишенным приятности баритоном:

Наши грозные «Иль» роют фрицам могилы,А наш быстрый «Як» с неба фрица бряк!..

Я быстро подружился с Африкантом Платоновичем, потому, может быть, что он — случай весьма редкий — открыто восхищался разведчиками, а свою службу ни во что не ставил.

— Какой я летчик! — сокрушался он, подходя со мной к своей «уточке». — Был летчиком, верно, когда на «Яке» летал, а сейчас, после ранения, — воздушный извозчик, и только иногда мне кажется, что я экс-сокол, бывшая птица, вроде новозеландского киви или домашней курицы! Я летал на лучшем в мире, самом маневренном истребителе «Як-3». Ну, перевели бы меня на «летающий танк» — «Ил-10» или, куда ни шло, на самый надежный из самолетов «Ла-7»!..

— Когда-то и я мечтал стать летчиком, — признался я.

Он посмотрел на меня, сощурив острые глаза.

— Нет, на вашу работу я ни за что бы не пошел, — самая трудная у вас работа! У нас сделал дело и гуляй смело: завтрак, обед и ужин по пятой норме, постель чистая да мягкая, девчата гарные рядом в селе. А у вас — бр-р-р!.. Как подумаю, что собьет меня фриц и попаду я в тыл врага, — волосы дыбом становятся! А вы туда сами лезете!

Я же, наоборот, всегда восхищался нашими соколами, завидовал асам. Но мы не только обменивались комплиментами, но и старались побольше поучиться друг у друга. Я рассказывал Африканту Платоновичу по его просьбе, как лучше вести себя в тылу врага сбитому летчику, а он мне расписывал свою профессию с красноречием, достойным Антуана де Сент-Экзюпери.

Особенно интересовал меня самолет «У-2», которому мы вверяли свою судьбу и судьбу всей операции.

— Этот двухместный летательный аппарат, — с насмешкой в голосе объяснял мне капитан Ерофеевский, стоя под дождем у своего неказистого, выкрашенного в защитный цвет биплана с множеством залатанных пробоин, — сконструировал дедушка Поликарпов, Говорят, с этого года сей самолет будут именовать не «У-2», как прежде, то есть «Учебный-2», а «По-2» по имени конструктора. «Старичок» родился в 1927 году, испытывал его тогда великий летчик нашего времени Громов. Сделан из того же в принципе материала, что и метла Бабы-Яги. Склеен столярным клеем из фанеры, сосновых реек, полотна и проволоки, а весит около тонны. Значит, эта «уточка» вшестеро легче слона и вчетверо — гиппопотама. Максимальная скорость просто фантастическая, почти сверхзвуковая — почти сто пятьдесят километров в час!

Африкант Платонович пнул носком сапога колесо «уточки».

— Используется эта воздушная колымага, — продолжал он, — как учебный самолет, — все мы на нем учились летать. Как наблюдатель, разведчик, связник, транспортер, корректировщик, санитар, аэрофотограф. Мне он заменяет легкий ночной бомбардировщик — поднимает до трехсот килограммов бомб. Вооружение — один мой пистолет ТТ. Машина вроде музейная, а по правде сказать — незаменимая. Король легкомоторной авиации! Кстати, машины нашей разведывательной эскадрильи все снабжены шумопламегасителями, что очень важно для нас…

— Слышал я, как тарахтят ваши бесшумные «кукурузники»!

— Тебе приходилось летать на других самолетах? — спросил Африкант Платонович.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное