Но Тощий не слышал ничего, кроме собственных воплей. На побледневшем лице были написаны такие чудовищные страдания, что на мгновение мне стало его жаль. Затем я вспомнил, как он угрожал ножом Камиле, как мерзко улыбался, сжимая ее грудь и подумал, что урод получил ровно то, что заслужил. Между тем Камила умудрилась исчезнуть из коридора. Скорее всего юркнула в гостиную, где располагалось окно, выходящее во двор. Оно и к лучшему – гибель Камилы была бы для меня хуже собственной.
Грохнул выстрел, коридор озарился вспышкой света. В ушах поселился звон. Тощий схватился за руку – к отхваченным яйцам добавилась дырка в плече. Лысый выстрелил вновь. На этот раз пуля разнесла на куски фарфоровую вазу, стоявшую на тумбочке в метре от Пса. Тощий рухнул на пол. Его руки беспомощно тряслись, как у припадочного.
– Да сдохни ты уже! – заорал Лысый.
Его колено перестало придавливать меня к полу. Лысый пошел вперед, непрерывно нажимая на спусковой крючок. Пули впивались в стены, крошили ламинат. Одна из них угодила Тощему прямо в висок, заставив его умолкнуть навсегда. Другая угодила в Пса – сбила его с ног, отбросив на пол. Лысый издал короткий смешок, прицелился и вновь нажал на спусковой крючок, но вместо выстрела прозвучал сухой щелчок. Пес скулил, глядя на дуло пистолета.
Я поднялся и бросился к Лысому, думая лишь о том, что патроны у него закончились, а мышцы – нет. Он успел среагировать. Развернулся – невероятно быстро – и ударил рукой с зажатым пистолетом, но попал лишь по плечу. Мы обменялись ударами, затем пытались повалить друг друга на пол, опрокидывая и ломая мебель вокруг. Неизвестно, чем бы закончилась схватка, если бы не Камила.
Она вылетела из гостиной с воплем амазонки, сжимая в руке металлическую пятикилограммовую гантель. Лысый был слишком занят схваткой со мной, чтобы обратить на нее хоть малейшее внимание. Он успел обхватить мою шею руками, когда гантель опустилась ему на голову. Лысый как-то странно фыркнул, обмяк и свалился на пол. Кровь заструилась из раны на его затылке. Камила ошарашенно переводила взгляд с Лысого на меня, и обратно.
В конце коридора зашевелился Пёс. Он с трудом встал, опираясь на три лапы. Четвертую – с рваным отверстием от пули – поджимал к себе. Пёс смотрел на меня и Камилу. Я не увидел в нем прежней злобы и засомневался, видел ли ее раньше по отношению ко мне. Тогда, во дворе, Пес отогнал Лысого прочь, а теперь появился вовремя для того, чтобы спасти меня второй раз. Откуда же он взялся? Кто послал его?
Пес заскулил – печально, протяжно. Потом развернулся и заковылял в спальную. Вскоре до моих ушей донесся шорох и звон осколков стекла, падающих на пол. Пес покинул квартиру тем же путем, что и пришел.
– Надо бы вызвать полицию. Грохот выстрелов должен был привлечь их внимание, но все-таки… – Я остановился, взглянув на Камилу. Она так и стояла, не двигаясь, с гантелью в руке. – Милая, ты как? Все в порядке?
– Ты видел эти глаза? – еле слышно спросила она.
– Что? О чем ты?
– О собаке. Ты видел ее глаза?
– Не совсем понимаю тебя… – растерянно протянул я. – А что с ними не так?
– Они были разноцветными. Один глаз зеленый, второй – карий. – Камила выронила окровавленную гантель на пол. – В точности, как у твоего отца.
***
Лысый выжил. Его дружкам повезло гораздо меньше. Камила наотрез отказывалась пройти в спальную, пока полиция и врачи не прибудут и не заберут трупы, но я решил убедиться, что нам больше ничего не угрожало.
Тощий валялся в коридоре на том же месте, где его оставил Пёс. То, что находилось у него между ног, напоминало плохо прокрученный фарш. На лице Тощего застыли боль и страх в чистом виде. Остекленевшие глаза уставились в потолок, но я готов был покляться, что они видели Пса и ничего кроме Пса.
Туша Свиного рыла распласталась прямо на нашей кровати. Белоснежные простыни, купленные месяц назад, были покрыты брызгами крови. Пес разорвал шею Свиного рыла пополам. До сих пор не понимаю, как он сделал это настолько тихо и быстро, однако рану не забуду никогда – рваную, с торчащими лоскутами кожи и жилами. Как будто шею резали тупым консервным ножом. Хорошо, что Камила этого не видела. Я и сам с трудом сдержался, чтобы не выпустить содержимое желудка наружу.