Вампиресса попятилась, вновь рванулись, расправляясь, её черные крылья, но на сей раз это был не поток пламени. Ярость Императора словно пробудилась, сознание стряхивало остатки наваждения – тело, правда, по-прежнему не повиновалось, но тем не менее воля к борьбе ожила вновь, и она, эта воля, дала начало ярости. Той самой, с какой Император шёл прямо на магов Радуги.
Она, эта несчастная эльфийка, неведомой силой обращённая в вампиршу, она встала между ним и Сеамни. Она не должна больше быть. Ярость вскипала, металась, точно в наглухо закупоренном перегретом котле, она искала выхода – и нашла его.
Пальцы раздвинулись, словно левая рука Императора держала большое яблоко. С их концов заструилось голубоватое холодное сияние. Вампиресса взвизгнула – высоко, нестерпимо, режуще слух – и рванулась навстречу, размахивая клинками. Её магия уже не могла остановить творимое волшебство – но Император почувствовал, что сама перчатка, точнее, обитающая в ней Сила, черпает всё больше и всё глубже. Она разнимала сейчас земные пласты, тянулась, словно дерево корнями, руша основание храма. Камни под напором неведомой мощи вылетали из стен, с грохотом валясь на пол – или беззвучно обрушиваясь в провал. Голубое сияние ринулось навстречу вампирше, легко разгадало её попытку уклониться – и миг спустя вокруг чудовища возник призрачный пульсирующий кокон.
Точь-в-точь такой же, как и вокруг пленённой Тайде.
Ожившая, воплощённая ярость швырнула вампирессу о противополжную стену, словно мальчишка гнилую тыкву. И точно так же, как гнилая тыква, тело упырицы разлетелось кровавой кашей. Вампира так не убьёшь, во всяком случае, в Мельине – там требовалось или серебро, или зачарованное деревянное оружие. Вампирша, должно быть, оживёт... если, конечно, не сжечь останки, а потом не пережечь – в алхимическом тигле – даже саму золу.
Но сейчас – сейчас Император, превозмогая боль во вновь бессильно повисшей левой руке, с трудом поднялся на ноги. Подобрал валявшийся у стены меч. Мешкать он не мог – под ногами, на нижних... ярусах? или в безднах? – что-то грохотало, перекатывалось, трещало, словно там рушилось всё, что только может обрушиться.
Император встал на самом краю бреши. «Ну, где же ты, о враг мой? Выйди, покажись и прими бой! Впрочем, ты, наверное, понятия не имеешь о чести и гордости. Ты – всего лишь злобный дух, порождение иномировой бездны, ты явился в мой мир со злом, ты заставил меня последовать за тобой – ну что же, я здесь. Чего тебе надо ещё?»
Молчание. Рухнуло ещё несколько камней из стен, зазмеились трещины по потолку. Отсюда надо было уходить, и немедленно; Император закрыл глаза и постарался увидеть Тайде. Там, внизу, в чёрной бездне, куда несчастную Дану уволок злобный призрак.
Ничего. Пустота. Тайде исчезла, словно тот провал и впрямь не имел дна. Но в то же время Император не чувствовал и тени её смерти. Дану не погибла. Просто хозяева этого места, наверное, решили, что дело сделано. Сила, страшная Сила была высвобождена. Император чувствовал – его перчатка заронила в землю под храмом гибельное семя, но не мог сейчас даже ужаснуться или прийти в негодование. Слишком многое было отдано схватке. Его враги знали, кого выпустить против него. Вампирша была достойным противником. Не будь ненависти Императора к расе кровососов, он, наверное, воздал бы своему противнику последние рыцарские почести.
Хватит об этом. Вытащить Тайде! Вытащить во что бы то ни стало! Остальное всё – потом.
Императору пришлось обойти все двери, прежде чем он отыскал нужную. Не приходилось сомневаться – снизу по крутой винтовой лестнице, ничем не отличавшейся от той, по которой он поднимался сюда, шло точно то же ощущение всеобщего распада и уничтожения, что и от круглой бреши в середине зала.
Император двинулся вниз. Ступени шевелились, дёргались у него под ногами, стены норовили столкнуть или придавить, дважды ему приходилось уворачиваться от катившихся сверху каменных глыб – начинала разрушаться уже глубокая, опорная кладка стен. Новорождённое чудище ворочалось в глубинах, расталкивая призрачными боками основания крепчайших скал, и Император понимал – очень возможно, в этом мире его имя скоро будет проклято ныне и присно. Хотя также очень может быть, что тут скоро не останется никого, чтобы произнести проклятье.
– Тогда я произнесу его сам, – холодно сказал Император, обращаясь неведомо к кому. Однако он чувствовал, что за каждым его шагом, за каждым его словом настороженно следят нечеловеческие глаза и уши.
Спираль. Витки, витки, витки. Ржавые кандалы. В некоторых еще остались какие-то осколки костей. Вниз, вниз, к пределу возведённого человеческими руками!
Император понимал, что случилось непоправимое. Он выиграл битву, но проиграл войну. Те, кто завлёк его в этот замок, добились-таки, что перчатка показала если не всё, на что она способна, то многое. И, защищая хозяина, бездушная магическая тварь породила другую. Столь же бездушную, но куда более могущественную. И Император не знал, как с ней бороться.