— Всё-таки не зря на Урале снимают фильмы про войну в Чечне. Действительно похоже. Мы как-то по такому же ущелью одного нехорошего араба тащили, да ещё с тяжёлой сумкой. Ох и хапнули тогда приключений… Если бы не…
Он замолчал не договорив.
— И что если бы? — спросил Сергей, глянув на друга.
Костя стоял, нахмурив брови, сосредоточенно о чём-то думал и молчал.
Дмитрий тоже обернулся.
— Эй, ты чего?
Костя оторвался от своих мыслей и посмотрел на Семёна, который тоже теперь смотрел на него.
— Как фамилия у того Пашки, что нас в Пилторе фотографировал? Ну, у которого шрам на всё лицо. Не Зырянов случайно?
Семён, удивлённо похлопав глазами, кивнул.
— Зырянов. Павел Зырянов. А что?
Лицо Кости начало расплываться в улыбке.
— Он в армии служил по контракту?
— Да, долго. Там у него лицо и обгорело. И ноги тоже. На войне. В Чечне. Инвалид он теперь. Мы выросли вместе, потом он в Салехард учиться уехал, оттуда в армию ушёл, там по контракту остался. Вот, недавно таким обратно вернулся. А ты его знаешь, что ли?
Костя, казалось, вопрос не услышал. Он думал о чём-то своём и улыбался. Потом вдруг рассмеялся и хлопнул себя по бедру.
— Ну, Пашка, вот же зараза! Ещё как знаю! Воевали вместе. Мы как-то одного очень ценного курьера боевиков захватили с документами и деньгами, но ранили немного, мне его на себе тащить пришлось. Боевики — за нами, чтобы отбить, а у нас ещё своих двое раненых. Не ушли бы, если б не Пашка. Он тогда один нас прикрывать остался, а я с двумя калеками того урюка до своих кое-как дотащил. Когда подмога подоспела, думали, погиб он. Вертушки боевиков накрыли, а когда прочёсывать стали, Пашку нашли без сознания. Покалеченного, обожжённого, но живого. Сразу на вертолёте — в госпиталь. А через месяц я в госпиталь угодил. Пока приходил в себя, его уже комиссовали. Когда в Надым вернулся, пытался его найти. Помнишь, Серёга, когда мы после моего возвращения по зимнику вместе в Салехард ездили? Я же его тогда искал. По адресу сказали, что был, но совсем из города уехал, а куда, чего — никакой информации. Я и не знал, что он родом из Пилтора. Говорил, что салехардский.
— Да, помню, — подтвердил Сергей, — ты тогда всё сослуживца какого-то искал, но так и не нашёл.
— Вот Пашу и искал. А он, значит, вот где прячется… Чем хоть занимается здесь?
Семён пожал плечами.
— Рыбой немного. Лосятиной, олениной торгует, как добудет. Но у него пенсия хорошая, хватает денег. Живёт со стариками.
— Не женат?
Семён улыбнулся.
— Да нет. Обхаживает его одна вдовушка. Может, и слюбятся.
Костя улыбнулся.
— Вернёмся в посёлок — в гости отведёшь. Дам ему хороший подзатыльник, чтоб не прятался от боевых товарищей.
Семён кивнул.
— Конечно, отведу. А чего он тебя в посёлке-то не признал?
— Вот и спросим как раз. То-то мне его фигура знакомой показалась. Особенно когда поднял пятерню на прощание. Тогда в ущелье он так же нам махнул, когда оставался нас прикрывать.
— Ладно, — вздохнул Семён, — разберётесь, как встретитесь. Пора идти.
Шли действительно долго, хоть и старались реже останавливаться на отдых. Чтобы не получить травму, пробираясь среди каменных осыпей и завалов, приходилось постоянно смотреть себе под ноги, тщательно выбирая дорогу. Радовало только то, что сильные порывы ветра дули в спину, а не в лицо и не было дождя или снега. Идти по мокрым камням было бы ещё труднее. Ущелье то становилось шире, то сужалось, расходясь в стороны ломаными трещинами, образуя целые лабиринты. Несколько раз приходилось обходить высокие скалы, стоящие прямо посередине ущелья, словно большие парусники, плывущие по каменной реке. Ручей, местами глубиной до метра, вилял по дну ущелья и создавал дополнительные трудности. Видно было, что когда-то он был полноводней, но сейчас его ширина нигде не превышала шести — семи метров. Вечером, проходя очередную уходящую влево расщелину, Семён остановился и, показывая в ту сторону, сказал:
— Если сюда свернуть, выйдем к тому месту, где заканчивается Торум.
Сергей сразу забил в навигаторе точку и спросил:
— А где ещё ты видел такие дыры, как на Торумкевхот?
Не поворачиваясь, Семён показал куда-то вверх и вправо.
— Там наверху тоже есть, мы прошли уже. А ещё одну скоро покажу.
Около десяти часов вечера они подошли к очередному лабиринту, где ущелье расходилось на три части. Семён направился к широкому крайнему справа тоннелю между скалами, по дну которого проходил ручей. Прыгая с камня на камень, он прошёл по нему до конца и, повернув направо, подошёл к отвесной стене ущелья, у подножия которой громоздились большие валуны. Место было хорошо укрыто от ветра. Здесь он снял рюкзак и уселся на камень:
— Мы пришли. Давайте немного передохнём и будем заходить.
Все трое посмотрели вокруг и, не найдя, куда тут можно было бы зайти, снова повернулись к проводнику. Тот сидел с довольной улыбкой.
— Если где-то тут есть изба, то дед у тебя был просто гений маскировки, — снимая рюкзак, усмехнулся Костя.
— Это природа — гений маскировки. А прадед, дед и отец только доделали немножко. Сейчас увидите.