Закончив писанину и осмотрев свои труды, Вячеслав с педантичной аккуратностью сложил салфетку в несколько раз и убрал во внутренний карман. Очередное, пятое по счету дежурство в рядах Хранителей подошло к концу. Он не знал когда будет следующее и будет ли вообще, потому как первое дежурство состоялось четыре месяца тому назад, второе спустя две недели, третье спустя месяц, четвертое буквально позавчера, а сегодняшнее как ему показалось было внеплановым, потому как в этот раз они не курсировали по району, а целенаправленно отправились в тот двор, окруженный панельными девятиэтажками и проторчали там три с половиной часа.
Про самих Хранителей Вячеслав знал не много. Его рекрутировали пять месяцев назад, прошлой весной. Его наставник — тот самый хмурый мужик, смолящий папиросы и не отличающийся разговорчивостью, на все попытки что-либо разузнать, кроме вводного курса, предоставленного ему в самом начале, либо отмалчивался, либо лаконично отвечал: "что знают двое — знает и свинья". Вообще вся эта история, покрытая недосказанностью, напоминала ему какой-то дешевый спектакль, цель которого для Вячеслава была пока не ясна. Попытка получить от него какую-то выгоду? Серьезно? Да у него то и с первого взгляда брать было нечего, а уж за пять месяцев и подавно бы выяснилось, что живет он в комнате коммуналки, доставшейся ему от деда, который его растил и воспитывал. Родителей своих он не помнил и дед как-то про них особо не рассказывал. Ну говорил что они по каким-то командировкам мыкаются, что вот ему на содержание немного денег присылают, а когда он подрос, то и прямо сказал что пропали они и давно от них не было вестей. Работает Вячеслав лаборантом при одном НИИ, получает копейки, которых едва хватает на еду, и обещания о повышении до младшего научного сотрудника, а там и до академика недалеко. В общем какой-то шкурный интерес к Вячеславу сразу отметается. К тому же он сам поимел неплохую сумму при первом знакомстве с Хранителями, но об этом потом.
Шпионские штучки? То же сомнительно, учитывая маршруты дежурств, на которых он бывал. Это либо спальные районы, либо полузаброшенные склады. Явно не вариант. А касательно его работы в НИИ, так и там никаких интересов быть не могло, все исследования открытые и перекрёстные. Никаких грифов секретно и подписок о неразглашении.
По пути домой, парень до мельчайших подробностей пытался вспомнить как он вообще оказался в рекрутах Хранителей. Вот он закрывает сессию на последнем курсе и несёт дипломную работу своему куратору. Вот куратор разносит в пух и прах его как ему казалось безупречный плод трудов и намекает на то, что на новую дипломную у Вячеслава времени нет. Но не все потеряно. Оказывается его куратор настолько ратовал за своего студента, что на всякий случай подготовил для него свою дипломную и теперь, когда она оказалась как нельзя актуальна, он готов отдать ее своему подопечному за совершенно символическую плату и даже замолвить перед приемной комиссией за нее словцо, ибо имеет на нее кое-какое влияние. Слава — парень отнюдь не глупый и наивностью то же похвастаться не мог. Он сразу понял, что символическую плату искать придется или 6 лет упорного глодания гранита науки пойдут псу под хвост. Но что для куратора была символической платой — то для одинокого полуголодного студента — совершенно неподъемная сумма, которую не то что достать, но даже занять было негде. К счастью, от Деда парню досталась не только комната, но и личные вещи, а именно великолепная библиотека, занимавшая две трети комнаты, кое что из одежды, в угоду капризной моде актуальной и сейчас, и вроде бы даже золотые карманные часы искуснейшей работы, которые он хранил в тайнике своей комнаты. Ну что ж. Вариантов решения проблемы парень больше не видел и в тот же день отправился домой за реликвией, по пути перебрав все знакомые ему тем или иным образом антикварные лавки. По началу он подумывал о ломбарде, чтобы иметь хоть малейшую надежду на то, что со временем он их выкупит. Но трезво рассудив решил не обманывать себя. С его доходами с ростовщиком ему расплачиваться не менее года, а часы были действительно шедевром механического искусства и сдавать их по цене цветного лома — кощунство и неуважение к памяти деда.