Понятное дело, друг детства – цербер получился у нее с виду ужасающий, впрочем, как и положено стражу подземного входа в Тартар и сыну Тифона и Ехидны, но очень добрый внутри. Из пасти трёхголовой псины со змеиным хвостом, как и положено, текла слюна, вот только была она не ядовитая, а пузырчатая. В смысле, как только слюна соприкасалась с воздухом – она превращалась в мыльный пузырь. В общем, цербер, три головы которого пускали мыльные, переливающиеся всеми цветами радуги пузыри, несмотря на свой предельно реалистично устрашающий вид, выглядел даже забавно. Кроме того, все три цербреские головы разговаривали разными голосами: та, что посредине была, наверное, папой, потому, что она ревела басом; та, что слева – была, наверное, мамой, потому что из ее уст раздавалось грудное контральто; ну а та, что справа – была, по-видимому, сыном, так вот дисканту этого сына – позавидовал бы любой средневековой певец-кастрат церковного хора. К сожалению, как выяснилось позже, при создании иллюзии – безобидной версии цербера Пандорой были допущены небольшие просчеты: во-первых, чтобы перестраховаться, Пандора наградила цербера характером и поведением трехмесячного щенка, вернее трех трехмесячных щенков; во-вторых, щенки получились слишком игривыми, обидчивыми, упрямыми и совершенно неугомонными… В общем, чтобы хоть как-то отдохнуть от своего игривого и любвеобильного творения, Пандора, улучив минутку, спряталась в шифоньер, куда минут через пять присоединился еще и крокодиловидный учитель.