Хранители веры. О жизни Церкви в советское время

– Да. Конечно. Я уже не работала, мамы уже не было. Услышала по радио об этом месте и пришла сюда, хотя не думала в тот момент про себя. Я слышала, что приглашают волонтеров, и подумала: «Я могу бабушкам почитать и еще чем-нибудь помочь». Это был 2008 год, наверное, весной. И когда я сюда впервые пришла, то очень удивилась: никаких запахов, характерных для мест общего пользования, где всегда хлоркой пахнет или больницей. Здесь обстановка домашняя, у каждого своя комната, все очень чисто. Я стала ходить сюда помогать. А потом, когда однажды зимой сильно заболела, поняла, что мне уже тяжело одной жить – и помочь некому, если что-то случится. И перебралась сюда.

– Вы отсюда и в храм ходите? – Здесь поблизости у нас два храма. Во-первых, Андреевский собор, самый близкий, а другой – Благовещения. Он очень старый, один из старинных храмов. Там мне очень нравится, хотя он подальше. Далеко ходить мне трудно. Но я постоянно смотрю передачи православного канала. По субботам всенощную передают. Я нахожусь как будто в храме и уже всех там знаю – и батюшек, и даже прихожан узнаю – стоят на своих местах. И мне нравится, потому что совершенно не рассеиваешься, очень хорошая служба идет. Так что я без службы не сижу. Когда могу – хожу в храм. Кроме этого, у нас в «приюте» есть небольшая часовенка, и один раз в месяц к нам приходит батюшка из Андреевского собора.

Протоиерей Владимир Тимаков

Трудно было искать священства в советское время, доподлинно зная, что одни священники расстреляны, другие – в ссылке, третьи участи своей ждут. У меня все было проще – я восхищался архиереем, который службами, наставлениями, молитвами и постом освящал весь свой жизненный путь.

Протоиерей Владимир Тимаков (род. 1929) – настоятель храма преподобных Зосимы и Савватия в Гольянове (с 1990), настоятель храма великомученика и целителя Пантелеймона при ЦКБ РАН «Узкое» (Москва). В 1955 году рукоположен в сан священника. С 1955 по 1984 год служил в храме святителя Николая в Кузнецах в Москве, в 1984 году переведен в храм Тихвинской иконы Божией Матери в Алексеевской (Москва). Кандидат богословия, почетный доктор богословия.

–  Отец Владимир, расскажите, пожалуйста, о своем детстве, семье, воспитании.

– Помнить себя начал я лет с двух. Потому утверждаю это, что в возрасте трех с половиной лет из деревни, в которой я родился, меня увезли в Каменку-Белинскую (райцентр). С детством же моим у меня связано несколько ярчайших воспоминаний; помню их так ясно, будто происходило все только вчера. Опишу свой первый сознательный визит в Божий храм в селе Кевда (в двенадцати километрах от нашей деревни). Приехали мы туда в таком составе: мама, сестра, ныне здравствующая (на семь лет старше меня – сейчас ей девяносто один год – и поныне от всех недугов лечит себя земными поклонами), я и мой брат Алексей, мальчик, прямо сказать, «не от мира сего». Лично я не помню ни его капризов, ни строгости ко мне, ни единого скандала, который бы он учинил по отношению к кому-либо. Не делал он этого не из трусости, не из угодничества, а исключительно потому, что с достоинством всегда себя вел. Как-то в игре брату как капитану команды обманом подсунули детишек. Во встречной же команде «случайно» оказались взрослые парни. Команда брата проиграла, но и в проигрыше он вел себя с необыкновенным достоинством. В сравнении с ним я выглядел последним сорванцом. Но вот необъяснимость: брат остался на кровавых полях войны, я же и поныне привитаю здесь, в земной юдоли.

Но возвращусь к описанию. Нас, детишек, привезла мама к священнику упомянутого села и усердствовала над тем, чтобы священник обратил внимание на ее любимцев – моих сестру и брата. Священник же почему-то изрек: «Эти-то ладно… вот у вас растет!» – и указал на меня. Я же был сорванцом из сорванцов. Мама этому весьма удивилась и к его словам отнеслась скептически. «Странно… – потом рассуждала она вслух, – а говорят еще, что он прозорливый!»

– Ваша мама, Мария Васильевна, была глубоко верующая. От нее вы переняли веру?