Хранители веры. О жизни Церкви в советское время

Дедушку Володю несколько раз арестовывали, но потом отпускали. Он в основном жил отдельно от бабушки Маруси с детьми. Но регулярно приезжал, всем обеспечивал. Правда, ровно настолько, насколько нужно. Ничего лишнего. Мама вспоминала, что кто-то ей подарил голубые парусиновые сандалики, на что дедушка сказал: у тебя сандалики есть, значит, тебе вторая пара уже не нужна, отдадим тому, у кого нет.

Когда маме было пятнадцать лет, в 1937 году, отца Владимира арестовали окончательно. И как мама потом сама говорила, «тогда кончилось мое детство». Она всю жизнь тосковала без отца. Все время молилась, чтобы отец Владимир вернулся. Но он не вернулся.

В 1940 году мама окончила школу, но никуда не поступала из-за проблем со здоровьем. Потом началась война, мама с бабушкой Марусей перебрались из Подмосковья, где они жили, в Москву, к сестре бабушки Маруси. И вот в октябре 1941 года прибегает мамина подружка и говорит, что в педагогическом институте на Малой Пироговке сказали, что, ежели найдется хотя бы пять студентов, то начнут читать лекции. Ну, мама решила – а почему бы и не поступить туда? И записалась в институт на химический факультет. Она вспоминала, что хотела, как положено, сдать аттестат, но на нее замахали руками: да вы его лучше спрячьте, а то его тут еще сожгут. Как раз в октябре 1941 года в Москве была жуткая паника, уничтожали документы. Мама окончила институт в 1945 году. Потом работала на туляремийной станции в Подмосковье – они там летом бегали по полям, ловили мышей, вскрывали их и исследовали на наличие вируса туляремии. В студенческие годы мама для того, чтобы кормить бабушку Марусю, которая была инвалидом, стала сталинской стипендиаткой – благодаря этому она получала повышенную стипендию, и нормы по карточкам были больше. А в 1951 году мама вышла замуж. Ну а потом… стала мамой. После рождения первого сына, моего старшего брата, она уже больше нигде не работала. С отцом они прожили сорок три года, а знакомы были с детства – шестьдесят лет.

– Скажите, а у мамы в молодости не было ропота, что вот она молилась-молилась, а папа так и не вернулся?

– Это мы сейчас, наше поколение, если пять минут попросим о чем-то, тут же и обижаемся, что Господь нас не слышит. «Как же так? Наша молитва ни к чему!» А вспомните Авраама – сколько лет он молился о чадах?

– Ну, на это можно сказать: «Авраам – это так далеко. Я – не Авраам». А вот когда близкие к нам по времени люди…

– Просто главное, что эти люди умели, – пре давать себя в волю Бога. А мы все творим свою волю. «Господи, да будет по воле Твоей, но чтоб она совпадала с моей».

– А откуда они это умели?

– Впитывали с молоком матери. А сей час – кто-то из батюшек сказал: «Сейчас есть две категории: православные и „православнутые"». И вот мы часто бываем именно «православнутыми». Православными по форме. А там все это шло из сердца.

– А об отце Владимире много лет было ничего неизвестно?

– Да, но мы с детства каждый день всей семьей молились: «Господи, дай нам узнать, как умер дедушка Володя». Сейчас мы знаем – отец Владимир был расстрелян в 1937 году на Бутовском полигоне, он прославлен как священномученик. Конечно, это представить очень сложно: твой близкий человек – святой…

– А как так получилось, что в конце жизни мама приняла монашество?

– Мама скончалась в восемьдесят девять лет. За несколько лет до этого она уже чувствовала всякую немощь и одна оставаться не могла. Поэтому она жила под крылышком у детей – или в Бутове, где настоятель – мой младший брат, отец Кирилл, или в Зачатьевском монастыре, где матушка Иулиания – игумения. Потом мама окончательно перебралась в Зачатьевский монастырь.