Хранительница царских тайн

– А вот этого никто не знает наверняка. О масонстве написаны тысячи книг. Можно представить, сколько в них глупостей и вранья. Сами масоны молчат, а те, кто о них пишет, отнюдь не владеют достоверной информацией, так что проверить раскрываемые ими «тайны» не представляется возможным. Чего стоит один только миф о графе Сен-Жермене. – Профессор насмешливо улыбнулся. – Некоторые писаки договорились до того, что он едва ли не первый и не самый главный масон. Что истинный возраст графа несколько тысячелетий, и был он высшим иерофантом мистерий Египта.

Виссарион Иосифович опустился на стул.

– По стопочке? – спросил он Сергея и, не дожидаясь ответа, налил водки ему и себе.

– А вы говорите, при чем здесь Изида… Кстати, по Пушкину, именно от Сен-Жермена старуха-графиня узнала тайну трех карт. И немудрено: по легенде, он был странником времен, контролером и вершителем судеб. Хотя, должен сказать, в некоторых масонских ложах портреты Сен-Жермена и теперь висят над креслами Достопочтимых Мастеров, прямо над звездой посвящения.

Старик замолчал.

– Виссарион Иосифович, вы сказали об отреченных книгах. Могли они быть в знаменитой библиотеке Ивана Грозного? – поинтересовалась Полина.

– Не просто могли, а наверняка были, – сказал профессор. – Ведущие теоретики ереси использовали в своих трудах книги Менандра, Светония, Иосифа Флавия, Ливия и Цицерона. А ведь именно эти книги упомянуты в знаменитом списке Дабелова. Стало быть, идея разгрома Невидимых могла поспособствовать сокрытию еретических книг. Как говорится, подальше от греха.

– Что такое список Дабелова? – спросил Дуло.

– Говоря попросту – опись пропавшей либереи. Ее в начале девятнадцатого века обнаружил профессор Дерптского университета Дабелов. Документ назвали списком Дабелова. Согласно ему, в царской библиотеке были труды Ливия, Цицерона, Светониевы истории о царях, Юстинианов кодекс, комедии Аристофана и математика Замолея. Невероятная сокровищница человеческого гения. Не обошлось и без загадок. По некоторым данным, в библиотеке были некие пергаментные свитки, написанные на древнем иудейском языке, ассирийские таблички, зороастрийские документы и приснопамятные папирусы фараонов. Лично меня всегда волновало упоминание о ларце-ковчеге с мистическими скрижалями, датируемыми годом смерти Христа.

– Вернемся к списку Дабелова, – напомнил Сергей Дуло. – Его достоверность установлена?

– К сожалению, сам список утрачен. – Профессор задумался. – Есть информация, что последним его видел Игнатий Стеллецкий. Кстати, знаете, а ведь убитая женщина, ужасную смерть которой вы расследуете, имеет некоторое отношение к Стеллецкому.

– Что вы сказали? – напрягся Дуло.

– Когда вы назвали фамилию Бекешева, я вспомнил, что он женился на дочери своего погибшего друга Николая Троицкого. А тот, в свою очередь, был сыном Лаврентия Троицкого, ученика и соратника Игнатия Стеллецкого. Вот такие, знаете, исторические параллели…

– Откуда вам все это известно?

– Начнем с того, что и Бекешев, и Николай Троицкий были моими студентами. Между прочим, Дмитрий Андреевич в прошлом серьезный ученый-историк, на его счету немало талантливых монографий. А что касается Коли… Однажды я услышал предположение, что в гибели супругов Троицких повинны некие документы, которые Стеллецкий перед смертью передал отцу Николая Троицкого. – Профессор устало потер глаза. – Какое трагическое стечение обстоятельств. Все случилась первого июня, я хорошо помню тот день. Мне как раз стукнуло сорок пять, в доме было застолье, а наутро мы узнали, что Николая Троицкого и его жену Машу убили.

– Это было ужасно! – вмешалась в разговор Цецилия Павловна. – Маша умерла сразу, ей перерезали горло, а Колю пытали. Когда преступники ушли, Коля был еще жив.

– Врачи говорили, что это невероятно – протянуть несколько часов с такими ранениями, – сказал Виссарион Иосифович. – Убийцы на это явно не рассчитывали, решили, что он мертв. Николая нашла соседка по лестничной площадке и вызвала «Скорую помощь». Но жил он недолго.

Все замолчали. Затем Сергей Дуло с усилием проговорил:

– Однако…

– Знаете, у меня сохранились наброски статьи, которую Николай просил меня просмотреть. Только, каюсь, я так и не прочитал ее, потому что с его гибелью все потеряло смысл.

– Вы не помните, о чем была та статья?

– Возможно, о библиотеке, но врать не буду. Завтра заеду в московскую квартиру, найду эту статью. И если пойму, что для вас она может быть интересной, позвоню. Оставьте свой телефон.

– Сережа, вы забыли спросить про гвоздь, – повернулась к своему спутнику Полина.

– Что? – не понял следователь.

– Гвоздь в голове убитой…

– Простите, я и сам должен был вспомнить, Ирина мне про него рассказала, – подхватил профессор и тут же развел руками. – К сожалению, я не нашел этому никаких объяснений. Самодеятельность какая-то. Не вписывается ни в какие каноны, не упоминается ни в одном из источников.

Все замолчали. Цецилия Павловна встала из-за стола.

– Первый час ночи. Завтра договорите, пора спать. Пойдемте, я покажу ваши комнаты.