Хрен знат

Он разогнался, выпрямился в седле, убрал левую руку и я, на ходу, скользнул на штатное место.

Давненько мы с ним не катались на одном велике! Последний раз это было лет восемь назад. Совсем еще несмышленышем, я перешел дорогу похоронной процессии, когда она проезжала мимо нашего дома. Что бы там не рассказывали атеисты, но после того случая, на моей шее стала расти шишка. Она не болела, не мешала дышать. Просто росла и все. Естественно, меня показали врачу, тот прописал трехмесячный курс уколов, и трижды в неделю дед сажал меня на эту самую раму и отвозил в кабинет Зинаиды Петровны. Так звали суровую тетку, коловшую мою задницу.

В первый раз было страшно. Особенно убивало тревожное томление в очереди. Одних только детишек там всегда собиралось не меньше десятка. Многие из них плакали, нагнетая и без того мрачную атмосферу. Укол был болючим, и дед это знал. Что только ни привязывал он к велосипедной раме! Вплоть до подушки "думочки". Это помогало, но мало. Каждый камешек на дороге, каждая выбоина, попавшая под переднее колесо, отдавалась во мне нестерпимым приступом боли. Добрую треть обратной дороги мы проходили пешком.

Как потом оказалось, все эти муки я претерпел зря. Медицина не помогла, и меня отвели к Пимовне. Там обошлось без уколов. Лечение осложнялось только тем, что я был некрещеным. Поэтому главная роль отводилась моей бабушке, а именно: ходить в церковь и заказывать молебны за упокой человека, дорогу которому, я перешел последним.

Давно уже нет Зинаиды Петровны. В дальнем торце здания убрали крылечко, ведущее в ее кабинет. А я, даже будучи взрослым, всегда обходил стороной туберкулезный диспансер, который сейчас расположен в том месте...

С точки зрения человека, едущего на велосипедной раме, чем дальше от города - тем лучше дороги. Мы миновали кладку через нашу речушку, небольшой переулок под названием Трудовой, нырнули в узкий проход и оказались в царстве узких тропинок, припорошенных мелкой пылью. Слева, справа и далеко впереди простирались поля с дружными всходами кукурузы. Скоро по ним проляжет новая улица и школьное футбольное поле.

До самого Семсовхоза, можно было спокойно ехать даже с исколотой задницей. А вот там начались неудоби: лужи да колеи, забитые вяжущей массой из липкого, раскисшего чернозема. Порой приходилось спешиваться, чтобы преодолеть очередное болото "по над людскими дворами".

В конце поворота на конюшню и гаражи, опять началась земля, не тронутая колесами техники. Тропинка вела к неглубокому броду через протоку с сероводородной водой. Мне довелось бывать у ее истока, когда там еще была стихийная водолечебница. Средь широкого поля стояла чугуная хрень, чем-то похожая на Ленинградскую ростру, а из ее четырех сосков, хлестал крутой кипяток. Люди приезжали сюда из разных концов страны, чтоб подлечить больные суставы. То ли вода, то ли жидкая грязь вымывали из организма отложения кальция. За годы существования протока пробила себе полноценное русло, докопалась до родников, стала почти полноценной рекой, но так и не обрела себе имени.

В месте брода, берега были низкими и очень пологими, а дно из мелкого камня. В прозрачной воде резвились мелкие пескари. Для удобства передвижения, кто-то набросал сюда валунов и положил на них большое бревно.

Дальше опять начинались поля. За низкими всходами виднелись постройки огородной бригады. К ней вела прямая дорога метра три шириной. Такие не встретишь больше нигде. По обеим ее сторонам, чуть ли ни вплотную друг к другу, росли пирамидальные тополя. Их кроны, соединяясь где-то вверху, давали прохладу и тень, спасали от непогоды. Ведь на работу в то время ходили только пешком.

Наивные мудрые люди! Они и представить себе не могли, что наступит такое время, когда частный автомобиль будет стоять чуть ли ни в каждом дворе. Но, в то же время, лучше потомков знали, что тополя, по природе своей, снижают уровень радиационного фона, который в нашем районе существенно выше нормы.

Сразу за бродом дед повернул налево. С этого края поля, был у нас только один земельный участок, и я его хорошо помню. Вернее, не сам участок, а берег протоки, рядом с которым он расположен. Там все заросло кустами терновника, а до ближайшего родника дальше, чем до колодца, до которого покуда дойдешь, трижды вспотеешь. Стандартные десять соток. Мы ежегодно сажали на них одно и то же: кукуруза, картошка, веники и подсолнух. Кое-где, в междурядье, десятка два тыквачей. Не сказать, чтобы все заросло, но сорняка было действительно много. Растения еще не пошли в рост и, без помощи человека, у них, в дикой природе, кто - кого.

Картошка была ни разу еще не окучена. Поэтому дед сказал, что начинать будем с нее, а там - как успеем. Он отвязал тяпки, убрал велосипед с дороги, спрятал в тень кирзовую сумку и взялся за дело.

С нее, так с нее. Было бы сказано.