Итак, мне кажется, что я имею твердое право теперь обратить рассуждение французского писателя на свою сторону следующим образом: если Церковь, не признававшая папу за видимую главу, была беспрекословно истинной Церковью в течение восьми первых веков, то будет она таковою и всегда, ибо в сем пункте никогда не может приключиться в Церкви изменения.
Но я не должен скрыть от тебя, что последнее положение писателя кажется мне подозрительным.
И.
– Какое положение?У.
– «В сем пункте, – говорит он, – никогда не может приключиться в Церкви изменения». Кажется, он хотел сказать, что Церковь, которая была истинной, не может не быть таковою и всегда.И.
– Что же? И не сказал ли Сам Спаситель, чтоУ.
– Так! Но Спаситель не сказал, что «врата адова не одолеют Римской Церкви», а сказал только:И.
– И подлинно трудно воображать, чтобы первая из Церквей поколебалась.У.
– Первенство чести человеческой не есть защита от искушений и самого падения.И.
– Если же так, то страшиться можно, чтобы и все Церкви одна за другой не пали.У.
– От сего-то страха должно нас успокаивать слово Спасителя о Вселенской Церкви:И.
– В каком же, ты думаешь, состоянии находится ныне светильник Римской церкви?У.
– Сие видит и ведаетИ.
– Однако же ты, оправдывая Восточную Церковь, тем самым осуждаешь Западную.У.
– Я только не пристаю к тем особенным мнениям, которые при посильном исследовании нахожу недосказанными либо совсем ложными. Но поскольку я не знаю, многие ли из христиан западных и глубоко ли проникнуты сими особенными мнениями, обнаружившимися в церкви Западной, и кто из них и как твердо держится веройИ.
– По крайней мере ты предпочитаешь Восточную Церковь Западной?У.
– Ты не мог не видеть сего.И.
– Мне бы желалось, чтобы ты яснее показал мне, как можно соединять в предпочтении сем и ревность, и терпимость.У.
– Вместо трудных о сем изысканий я постараюсь с помощью некоторых чувственных образов изъяснить тебе мои мысли, о которых, впрочем, суди, как тебе угодно.