Казалось бы, почему? Ведь, как бы мы ни спорили между собой, нас с Вами одушевляют одна мораль, одни стремления, одно дело, одни идеалы. Так ли уж важно, как их назвать? Важно, ибо исторически со словом «христианский» сцеплено многое такое, чего принять я не могу. А человеческая психика устроена так, что принимает понятие в целом, таким, как оно сформировалось в истории. Назвав кого-либо христианином, пусть даже анонимным, Вы тем самым в глазах других людей создаёте его вполне определенный облик, отличный от того, который Вы сами себе представляете и который действительно имеет место. Слово имеет самодовлеющую силу, и пользоваться им надо осторожно.
Всё, что я писал до сих пор о религии, конечно, в первую очередь относится к христианству, к религии, с которой я знаком более, чем с другими. Хотя знаком, конечно, очень мало, так что не могу, конечно, сказать, что, по Паскалю, проверил документы на право владения со всей тщательностью. Но если «проверять документы» христианства, то почему бы не проверить и документы других религий? Мусульманства? Буддизма? Индуизма? Отбросить любую из них — значит сделать выбор до проверки, и тогда сама проверка теряет смысл. А «проверить документы» всех, даже крупнейших, мировых религий — на это не хватит ни жизни, ни сил. Тут уже нужен другой образ: не знакомиться с документами на право наследства, а перерывать огромный архив, в котором, возможно, находятся такие документы, а возможно, и нет. А ведь пока я разрываю, я мог бы возделывать свой виноградник! По-моему, ситуация именно такова.
Вы абсолютно правы, говоря о том,
И если принять Вашу концепцию свободного Мира (всё же, вопреки Вашим заверениям, мало отличающуюся от концепции деистов), если принять (на минуту) концепцию Верховной воли и Создателя, то не придём ли мы к выводу, что Бог
Видите — и Ваша и моя концепция Мира в итоге не так уж и расходятся. И — это главное — они диктуют нам общую линию поведения, общие оценки Мира, в котором мы живём, общую мораль. Они диктуют нам не разделение, а сближение. И это — в конце концов главное. Давайте работать рука об руку, уважать друг друга, не пытаясь зачислить друг друга по своему ведомству. Ведь в этом и состоит великий принцип демократии, что все воззрения, все идеи, все концепции, не претендующие на уничтожение других, равно уважаемы и имеют абсолютное право на жизнь. Будем уважать друг друга не потому, что мы одинаковые, а потому, что мы разные!
Вот вкратце то, что мне хотелось бы ответить Вам в связи с Вашим рефератом. Перечитывать письмо я не стану. И так я чувствую, что, видимо, я Вас огорчил. Но что делать, дорогой Сергей Алексеевич, — ответив иначе, я был бы неискренен. Это было бы много хуже. Кроме того, я уверен, что Вам, при широте Ваших взглядов, написать так можно и должно. Ещё раз прошу всё же меня простить. Я очень люблю Вас лично, и мне было бы очень больно, если бы наши теоретические разногласия создали бы облачко в наших отношениях. Вы уж простите меня как христианин: не могу я быть иным…
P. S.
Очень благодарен Вам за те эссе, статьи и речи, которые Вы прислали мне. Большое впечатление произвела на меня речь Златоуста. Это действительно сильнейшее и поэтическое произведение. Еще раз спасибо.Эссе М. Бубера ценно центральной мыслью, но выражение её недостойно самой мысли. Слабовато. От Бубера можно было ждать большего.
Что касается притчи Честертона, то она выдаёт лишь одно — полное непонимание автором предмета, о котором он пишет. Он обыгрывает научные открытия начала века, но обыгрывает неграмотно. Поэтому для физика вся притча стреляет мимо цели.
С. А. Желудков
Серия писем К. А. Любарскому (30.07.1974 – 10.09.1974)
Письмо от 30.07.1974
Глубокоуважаемый Кронид Аркадьевич!