Христианство и страх

Если истолковать сон с помощью ассоциаций, мы приблизимся к пониманию отношения пациента к девушке. Это сон-ориентир: он не только говорит о желаниях, но и замаскированно объясняет юноше характер его любви. На девушку с глазами Мадонны он спроецировал Пресвятую Деву. Ему не хватило небесной замены матери: он желал еще и земной женщины, обладавшей восхитительными возвышенными свойствами Девы Марии, и думал, что обрел ее в своей подруге. И он счел, что узнал в девушке из сна образ Мадонны, и вместо подруги, к собственному удивлению, все время рисовал Пресвятую Деву. Потому брак с ней и показался ему невозможным там, в капелле: она была подобна Мадонне и не подходила для брака. А мельчайшие недостатки характера, если их нельзя было не заметить, упраздняли бессознательное отождествление девушки с Девой Марией и тем уничтожали приязнь к подруге, пробуждая желание порвать с ней.

При сильнейшем иррациональном влечении к переходу в Католическую Церковь, очевидно, преобладало страстное желание идеальной, божественной замены матери; но такое же желание он испытывал к замене отца. Где-то в четырнадцать лет он принял участие в католической процессии и ощутил, с одной стороны, страх, с другой – избавление. Больше всего его привлек епископ, но впечатлили и мальчики из хора. Серьезность и торжественность группы захватила его, и в его душе, как он признался во время нашей второй беседы, возникло чувство любви и ностальгии. На епископа он спроецировал глубоко любимого дедушку, который умер, когда мальчику было пять лет. В юности дед был богословом, но вел бурную жизнь и надолго прослыл атеистом, однако в дни предсмертной болезни, «словно одержимый», метался по комнате и звал Бога. Дедушку мальчик любил еще сильнее, ибо никогда не любил отца. – На мальчиков из хора он проецировал самого себя.

Епископ стал страстно желанной идеальной заменой отца, мужским подобием Мадонны. Однако он указывает на более высокую замену отца – на Христа и на Бога. В мальчиках он видел сам себя – чистым, рядом с таким же чистым мальчиком, ставшим заменой брата. Исполненный достоинства епископ – возвышенный контраст с ненавистным отцом и некогда ненавистным протестантским пастором. Как и его дедушка, в душевных страданиях, невротически проявленных в виде головных болей и других симптомов, юноша обращается к Богу, от которого оторвался в своих богохульствах и чей гнев на себя навлек. Епископ и Дева Мария облегчили молодому человеку возвращение к Богу.

Он твердо решил перейти в Католическую Церковь, и тем мог бы снять свой страх, но ему не давали перейти – и страх не унимался. Мучительный невроз навязчивого страха продолжался. Особенно юношу терзала навязчивая идея о том, что он станет преступником или душевнобольным, а еще его влекло к самоубийству, и еще сильнее эта тяга стала после того, как с собой покончил его близкий друг, а вскоре – душевнобольная тетя юноши. Эти трагедии случились за три с половиной года до нашего лечения, и за всеми его страданиями крылась склонность к наказанию себя и искуплению.

Примечательно его стремление найти земную замену Девы Марии. Сперва он не заметил сходства, но он всегда рисовал лик Мадонны, когда пытался нарисовать портрет подруги. Когда в капелле он осознал, что их брак невозможен, то пожелал разорвать отношения. Она не могла быть его Мадонной. Уже на третьей нашей беседе он смог представить девушку такой, какой та была на самом деле. Интересно, что теперь он рисовал встреченных на улице брюнеток в синих плащах. Он все так же искал земную замену Сикстинской Мадонне.

Кроме того, он стал с радостью петь протестантские детские песенки, в которых было слово «ангел». Он долгие годы считал представление об ангелах бессмысленным, а теперь оно ему понравилось. С отцом он помирился, признав его ошибки следствием невроза, – подобного тому, каким страдал сам. Какое-то время, недолго, он пребывал в некоем духовном параличе и все гадал, а не сходить ли ему на танцы, как делали иные его товарищи. К живописи он тоже охладел. Подруга, которую он раньше переоценивал, возвысив до Девы Марии, теперь казалась ему глупой. Женщин он презирал, причем всех, а мысль о переходе в католичество теперь казалась ему едва ли не дурацкой. Впрочем, эта десублимация держалась всего несколько дней.

На нашей седьмой и к сожалению, последней встрече я понял, что он счастлив. Подругу он назвал порядочной, милой, красивой и ни в коем случае не глупой. Отношения его очень радовали. Потом, со стороны, я наблюдал, как он стал необычайно талантливым и обрел уважение людей[415].