Христианство на пределе истории

Введение компьютерного учета доходов и трат населения, электронных документов, удостоверяющих личность и фиксирующих все ее перемещения, означает, что на наших глазах создается такая технология контроля над личной жизнью человека, которая может послужить опорой для невиданной прежде тирании. Штрих-коды и электронные деньги, компьютерные удостоверения личности и проездные документы делают частную жизнь прозрачной. И если однажды государство снова решит, что оно знает, как «правильно» верить, жить, какие «правильные» книжки надо читать и «правильные» мысли думать – то оно будет иметь в своих руках такую информацию о людях, которую не могла предоставить в распоряжение диктаторов прошлого никакая тайная полиция…

Телевидение будет промывать людям мозги, а компьютерные системы позволят контролировать результаты этой промывки. В этом, новом обществе, как никогда трудно будет плыть против течения. А у христиан есть основания полагать, что набирающее силу течение не будет для нас попутным[485].

Может быть, нынешние изощренные технологии контроля за жизнью людей не будут задействованы антихристом. Но можем ли мы быть уверенными, что между коммунистами и антихристом наша история (не обязательно мировая, может, и российская) не будет знать никаких тиранов? И у этих грядущих гонителей будут такие средства контроля над людьми, каких не было у Нерона. Элементарное несовершенство техники учета человеческих действий и передвижений, налагаясь на те особенности национальной жизни, которые были подмечены Гоголем («дураки и дороги») позволяло порой скрыться от государственного ока в те места, куда по дурным дорогам не сразу попадали отличники политучебы. В современной цивилизации с электронными документами и компьютерными сетями такое будет невозможно. Компьютер не дурак: он ничего не забудет…

Более того, стремительно идущая глобализация означает, что контроль может оказаться в руках не национального государства, а государства наднационального или даже мирового. Центры глобальной власти будут независимы от выбора местных избирателей в гораздо большей степени, чем традиционные национальные властные структуры. Это означает что в новой «мировой деревне» избиратели православных стран оказываются на положении ничего не определяющего меньшинства. Выстраивается дорога с односторонним движением: глобальные центры власти могут взять под контроль сознание (и подсознание) наших детей и, быть может, даже нас самих, а мы не можем воздействовать на решения центра власти, который слишком высоко вознесен над нами.

Так что повод для тревоги и протеста вполне рационален.

Как рациональна и реакция Церкви, оценившей государственное нововведение о тотальной компьютерной регистрации граждан и о заведении электронного дела на каждого из нас как нарушение прав человека, как шаг к тому, чтобы сделать нашу частную жизнь абсолютно прозрачной для электронной слежки… Церковь посмотрела на государство глазами потенциальных гонимых – и заявила протест.

Здесь надо сказать точнее: Синод заявил протест. Но вменил ли он в обязанность всем христианам протестовать? Синод Заявлением от 7 марта положил начало диалогу с властью, а не кампании гражданского неповиновения.

Более того, сам смысл этого Заявления был в том, чтобы и церковным людям и властям ясно указать – кто именно будет субъектом этого диалога: не маргинальные околоцерковные газетки, а Синод.

Вот как позже (в августе, на Архиерейском Соборе) это выразилось в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви»: «Если власть принуждает православных верующих к отступлению от Христа и Его Церкви, а также к греховным, душевредным деяниям, Церковь должна отказать государству в повиновении. Христианин, следуя велению совести, может не исполнить повеления власти, понуждающего к тяжкому греху. В случае невозможности повиновения государственным законам и распоряжениям власти со стороны церковной Полноты, церковное Священноначалие по должном рассмотрении вопроса может предпринять следующие действия: вступить в прямой диалог с властью по возникшей проблеме; призвать народ применить механизмы народовластия для изменения законодательства или пересмотра решения власти; обратиться в международные инстанции и к мировому общественному мнению; обратиться к своим чадам с призывом к мирному гражданскому неповиновению».

Эти слова из деяния Архиерейского Собора 2000 г. говорят о Церкви, а не об отдельных священнослужителях или мирянах, самочинно дерзающих говорить от имени Церкви.

Изумительно – как иеросхимонах Рафаил присвоил себе право общецерковного учительства, адресуя свои послания не своим духовным чадам, но, подобно папским энцикликам всем вообще – urbi et orbi («Дорогие архипастыри и пастыри, отцы, братья и сестры Русской Православной Церкви»[486] )… Разве о. Рафаил, а не патриарх Алексий был на Поместном Соборе избран быть устами Церкви? Не есть ли дерзновение о. Рафаила восхищение непринадлежащей ему власти и тем самым повторение греха Саула?[487]