Христолюди

В течение следующих десяти дней они совсем не видели солнечного света. Почва под ногами стала влажной и мягкой, как вулканический пепел, заросли с каждым шагом приобретали все более угрожающий вид, временами казалось, что мир навсегда утратил свою радость. В этом царстве сырости и безмолвия, похожем на рай до свершения первородного греха, ноги проваливались в глубокие ямы, наполненные чем-то маслянистым и дымящимся. Целую неделю они брели как сомнамбулы все вперед по мрачному миру скорби, озаряемые только мигающими огоньками светлячков. Пути обратно не было, потому что тропа, которую они прорубали, тут же исчезала под новой зеленью, выраставшей почти у них на глазах. Наконец, они вышли на большую поляну. Их окружала темная, беззвездная ночь, но эта тьма была насыщена новым чистым воздухом. Измученные долгим переходом, люди подвесили гамаки и впервые за две недели уснули глубоким, но беспокойным сном.

Кандиду приснилось, будто он входит в пустой дом с белыми стенами испытывая тягостное чувство, что он первое переступающее этот порог человеческое существо.

После этого нездорового сна он покрылся липкой испариной. Сквозь слезы он заметил светящиеся оранжевым светом диски, которые стремительно пересекали небо, подобные падающим звездам, и решил, что это знамение смерти. Потом он снова заснул и до утра снов не видел.

Кандид пробудился, когда солнце поднялось уже высоко, и оцепенел от удивления. Прямо перед ним, нескладный и обветшалый, высился огромный дом. Казалось, что это сооружение находится в каком-то своем, ограниченном пространстве - в заповеднике одиночества и забвения, куда не имеют доступа ни время с его разрушительной силой, ни люди с их суетой.

Спутники Кандида, сдерживая пылкое нетерпение, уже обследовали дом снаружи и не обнаружили ничего, кроме густого леса цветов. Однако никто не решался войти в дом. Двери его, с изъеденными ржавчиной петлями, держались, казалось, только на опутавшей их паутине, оконные рамы набухли от сырости, в трещинах, избороздивших цементный пол дворика, росли трава и полевые цветы, сновали ящерицы и разные гады - все как-будто подтверждало, что здесь давно никто не живет.

Тогда Кандид толкнул плечом парадную дверь, ее трухлявое дерево рухнуло к его ногам бесшумным обвалом из пыли и земли. Он задержался у порога, ожидая, пока рассеется облако пыли, и, когда это произошло, он увидел большую комнату, в которой был лишь мусор, грязь да кучи всякой дряни, накопившейся после долгих лет запустения. На полках вдоль стен стояли книги, которые давно уже никто не читал, и их переплеты раскисли и были покрыты мертвенно-бледной растительностью. Из большой комнаты можно было пройти дальше через несколько дверей. Все двери были открыты, кроме одной, запертой на замок. Замок проржавел настолько, что казалось, его части приросли друг к другу. Люди разбрелись по дому через открытые двери, а Кандиду захотелось посмотреть, что находится за этой запертой. Когда он проник в помещение за ней, то увидел, что там нигде не было видно ни малейших следов пыли или паутины, все выглядело прибранным и чистым. На столе стояли чернильницы, полные чернил, не тронутые ржавчиной металлические поверхности блестели, в горне горел огонь. На полках стояли книги, переплетенные в покоробившуюся от времени ткань, желтовато-коричневую, как загорелая человеческая кожа. Несмотря на то, что, по всей видимости, комната была закрыта уже много лет, воздух здесь казался даже более свежим, чем на улице. А в стенном шкафу он нашел исписанные пергаменты, целые и невредимые, в окружении доисторической растительности, затянутые дымкой испарения каких-то луж, и светящихся насекомых, которые, видимо, уничтожили в этой комнате всякий след пребывания людей.

Кандид задался целью расшифровать манускрипты. Это сначала показалось делом невозможным. Буквы напоминали белье, повешенное на проволоку сушиться, и больше походили на ноты, чем на обыкновенное письмо. Однако Кандид упорно искал ключ к пониманию записанных текстов.

Тем временем люди, пришедшие с ним, обосновались вокруг старого дома, быстро построили себе хижины, так как, кроме Кандида, жить в старом доме никто не решился.

Кандид же полностью погрузился в работу. Он выучил наизусть фантастические легенды из растрепанных книг, сжатое изложение учения Германа Паралитика, "Века" Нострадамуса, учение Бене Гессери, отрицающее, что оно является религиозным течением, но стоящее за кулисами почти всепроникающего ритуального мистицизма, чья символика, организация и методы действия были почти религиозными, так называемые древние учения, включающие в себя то, что сохранили страницы зензуки из первого ислама. Вадд-исламические течения этого типа, книгу сочетаний Махайама Ланкивили, всепроникающий ових-ритуал и, наконец, Бутлерианский джихад, обучающий "увеличению и умножению, наполнению вселенной и покорению ее", дающий "правление над всеми видами странных тварей и живых существ в бесконечных мирах и под ними", утверждающий "человека заменить невозможно!"