Христос был женщиной (сборник)

Ева тогда еще раз обернулась, чтобы тетку получше рассмотреть. Видимо, нерепродуктивного возраста. Опасность! Как только перестает действовать природный инстинкт продолжения рода, так человек начинает готовиться к финальному одиночеству. Тому, что под землей. Аид притягивает. Но зачем же ему поддаваться?

– Неужели тебе одной комфортно? – спрашивает Ева, когда Джазик привозит Кристу к ресторану напротив салона красоты.

– Мне?.. – испуганно переспрашивает Криста. Глаза расширились.

В слезы?

– Можно я тебя поучу! – Ева срочно меняет тему. На людях работать жилеткой, в которую плачутся? Увольте. – Не оставляй салфетку на тарелке, когда садишься за сервированный стол. Так делают почти все русские. Друг друга не видят из-за этих пирамидок. Нужно сразу развернуть и положить ее на колени или заткнуть за ворот. Если выходишь из-за стола ненадолго – то брось ее на стул. Кладешь на стол – знак для официанта, что ты кончила есть.

Черт, резковато вышло.

Ничего.

У Кристы все на лице написано: покраснела, мгновенно пережила обиду. Ну не дура же она, понимает: крошечный был укол, безусловно полезный. Глаза украдкой промокнула. Встряхнулась. Боец!

– Надеюсь, зла не затаила? – на всякий случай проверяет Ева.

– Зла?.. Как начальник концлагеря в «Списке Шиндлера»? Ральф Файнс его играет… – Увидев, что Ева не врубилась, Криста объясняет: – Заключенная, инженер по образованию, вмешалась в строительство бараков – немцам сделала замечание насчет фундамента. Не вынесла непрофессионализма. А эсэсовец спокойно распорядился: «Сделайте, как она сказала, а ее расстреляйте».

– Да, в душе многие поступают по-фашистски… Воспользуются советом, а советчика возненавидят. Но не все же! Не мы с тобой! За что выпьем?

– За тебя! – сразу отвечает Криста.

Все время переводит стрелку с себя на другого. Что-то у нее стряслось? Обычно выкладывает без наводящих… Про отца разузнала? Или все проще… Крыса опять какая-нибудь завелась? Расскажет сама, если увидит, что я могу помочь. А так выведывать, из любопытства… Хороший человек не стремится получить доступ во внутренние покои чужого дома.

Закуску они едят молча, поглядывая в окно, разграфленное на небольшие квадраты. Там – медленно падающие белые хлопья и быстрые прохожие. Какой-то смысл есть в этих разных ритмах. В слова не переводится, только в музыку – если долго смотреть в полной тишине. Но не здесь и не сейчас. Для этого есть загородные утра.

В пересменку блюд вмешивается главная тема Евиной кантаты. «Та-та… Татата!» Маленькая рекламная компания ее творчества. Мелодия настойчивая – дожидается, пока хозяйка отыщет мобильник в недрах модного в этом сезоне кожаного баула.

– Есть чем записать? – просит-приказывает Ева. Не проверяя, успела ли Криста достать ручку, сразу диктует цифры и, переспрашивая, имя: – Армен Усикович… Это зубной врач, – поясняет она, закончив говорить в трубку. – Усикович!

Криста наконец-то смеется. Ну, теперь можно хотя бы зазвать ее в свои частные покои. Глядишь, и сама раскроется.

– Терпеть не могу, чтобы кто-то залезал инструментами внутрь меня. Боюсь. Гинекологов и зубных врачей. Несколько лет назад – мы с Полом жили тогда в Нью-Йорке – пришлось заняться зубами. Так я со страху перед болью врача в себя влюбила. Всегда назначал мне на конец рабочего дня, чтобы остаться вдвоем и погулять потом. Пол приревновал, начал следить…

– Вряд ли Усикович будет так же со мной нянчиться… – мечтательно заключает Ева, доставая деньги из кошелька. – Так, еще полтинник нужен…

– У меня есть тридцать рублей, и еще тысячные купюры, – с готовностью предлагает Криста.

– Убери свои тысячи, мы же договорились. А тридцатник лучше прибереги для гардероба.

Встали, пошли…

Гардеробщик очень угодливо начинает с Кристы, смахивает щеткой невидимые пылинки с ее плеч, потом вежливо, но безразлично подает пальто Еве. Забыла она, что ли, про чаевые?

– Криста! – сердито шипит Ева.

– Я сразу, вместе с обоими нашими номерками дала деньги, – нисколько не обижается Криста.

На улице Ева кричит выскочившему из машины Джазику:

– Подожди еще! Мы в магазин заглянем! – И поворачивается к Кристе: – Покажу тебе моего любимого индийца.

В кубистически декорированном интерьере по-хозяйски ходит она от одного стенда к другому, здороваясь с франтоватыми продавцами. Они немножко презирают незнакомую Кристу и угодничают перед Евой. Таким образом получается равновесие в их душах…

– Меня тут все знают… А вот и новая коллекция. Ультрамарин – самый актуальный цвет… – Она отыскивает этикетку с длинной цифрой в рублях и, нисколько не смущаясь, говорит: – Придется подождать распродажи. В Америке только нувориши покупают по начальным ценам… Кстати, в Москве сейчас выбор гораздо богаче, чем в Европе. Имей в виду…

Криста ходит как по музею – смотрит, но не трогает. Наконец задерживается возле вешалки с топовой моделью. Однотонное платье-рубашка непонятно-сложного кроя из тех, что почти любую фигуру делают стройной. С необработанной горловиной и подолом. Шерсть вызывающе махрится – нитки даже торчат.