Созвонилась с питерскими музыкантами – приедут и сыграют. И конечно, не отрывки из оперы Жака Оффенбаха «Сказки Гофмана», которые напоследок исполнил оркестр первоклассного ресторана «Риц», а свое, свежее. Кантату номер два для рояля, скрипки и табурета на слова молчаливого Игумнова. Петь и играть будут сами, белый рояль – от хозяйки, переносные инструменты привезут с собой, переночуют в гостевой комнате и – восвояси.
С гастрономической оркестровкой Ева так быстро не управилась. В поисках меню нырнула в Интернет и там пропала надолго. Азартно глотала все сведения, не отделяя нужные от необязательных. Все было интересно. С первой же минуты ее потянуло к громадине, неудержимо потянуло, прямо как небольшое судно «Нью-Йорк», соседа только что спущенного на воду «Титаника» в порту Саутгемптон. Могучие винты гиганта создавали подводные течения такой притягательной мощи, что корабли чудом не столкнулись.
Античудом. Маленькая катастрофа избавила бы от большой…
Переходя с одного сайта на другой, Ева вспоминала знаменитый блокбастер с сахарным ДиКаприо и песенной сентиментальщиной. Как же безбожно массовое искусство уродует такой щемящий материал! В воронке мелодрамы потонули пронзительные подробности стольких трагедий…
«Титаник» столкнулся с очень редким «черным» айсбергом, невидным в темноте. Каким-то немыслимым образом ледяная глыба переворачивается в воде, и наружу выставляется не заиндевевшая белая ее часть, а подводная, черно-зеленая, прозрачная, как бутылочное стекло.
И у Евы было такое…
Вгрызаясь в теорию музыки, она обнаружила современные каденции в старинных опусах. Написала большую работу. Ученая секретарша Совета, якобы подруга, вся такая белая и пушистая, в глаза говорила: «Гениальненькая ты моя…», а сама подготовила нелепый разгром на предзащите кандидатской. Зачем она это сделала? Ева выяснять не стала. Из эмоций вычеркнула, но из умственного багажа не удалила. (По-компьютерному это выглядит так: зачеркнутая строчка, оставленная в тексте.) Защитилась не у себя на кафедре, а в Питере, на следующий год, ни слова не поменяв в своей работе. Степень получила, а дальше-то что? У питерцев своя тесная компания, куда не принимают чужаков-москвичей. Пробиться, конечно, можно. Но когда себя впариваешь – часто очень получается пиррова победа. Не стоит… Так что там – никакой перспективы.
Ушла в чистый бизнес, никак не связанный с профессией.
Зато научилась примечать «черные айсберги» в своем окружении, больше на них не напарывалась.
А вот «Титаник»…
Пароходы, проходившие при дневном свете мимо страшной махины, радировали об опасности. А «Титаник» не получил этих сигналов: несколько часов рация не работала, когда же ее починили, радисты принялись срочно отправлять накопившиеся телеграммы пассажиров первого класса – о том, что корабль придет в порт назначения раньше расписания… Им было не до посторонних радиограмм…
В двенадцати милях от гибнущего судна гужевался корабль «Калифорниэн», команда которого с любопытством гадала, почему это в небо взвиваются белые всполохи. Шутихи? Падающие звезды? Им в голову не пришло, что это сигнал о помощи. Обычно его подают красными ракетами, но их у «Титаника» не оказалось.
Много чего не было на «суперлайнере»…
Для эвакуации не хватало шлюпок: согласно тогдашнему морскому стандарту их количество определялось по тоннажу судна, а не по числу пассажиров. (Устаревший закон. Катастрофа помогла его исправить. Много чему научила трагедия…)
Запасные лодки укомплектованы непедантично, не все члены экипажа умели с ними управляться. Зачем? Ведь корабль объявлен непотопляемым…
Эвакуировать начали, как и полагалось, с женщин и детей. Был страх, паника, но в хищных зверей превратилось не больше людей, чем бывает и без всякого стресса. Газетчики и молва наговаривали на русских. Мол, один переоделся в женское платье, чтобы его взяли в шлюпку. Позже выяснилось, что женскую шляпу нацепил молодой ирландец из третьего класса. Хорошо хоть имени русского не называли, а то бы не отмыться ему от позора, как случилось в семнадцатом с Керенским. (Приклеилась к тридцатишестилетнему мужику байка о переодевании, так с издевательским ярлыком жил и умер под девяносто.) А шестидесятивосьмилетний держатель кассы «Титаника», отставной майор из России, отправил в шлюпку своего молодого помощника: дескать, я уже свое пожил.
В пятидесяти восьми милях от места трагедии судовой радист маломощного корабля «Карпатия» в последнюю минуту своего дежурства, уже снимая наушники, чудом услышал сигнал бедствия и тут же доложил о нем капитану. Получив жуткую весть, Артур Генри Рострон нашел глазами распятие, пошептал про себя и тут же приказал развернуть корабль.
За силу воли и мгновенную реакцию его прозвали «электрической искрой». Он не пил спиртного, не курил и почти не ругался. Подчиненные подсчитали, что браное слово он произносил в среднем раз в месяц, и то сразу просил у Господа прощения за сквернословие.