Христос был женщиной

Заметка, подписанная его именем, занимает подвал мелованного воскресного приложения. Лина проглатывает ее за пять минут. Наверное, Матвей прочитал ее не меньше двух раз и потом еще возвращался к выбранным местам… местам из переписки с Евой… через мою голову…

Написано отлично. Текст так и летит. Но с первой строки Лине становится не по себе, а в конце так совсем жаба душит.

Почему о Еве, а не обо мне?!

За мой счет!

Она всегда мне дорогу заступает!

Отталкивает, чтобы занять мое место в искусстве!

А может, и в семье?!

Линина мысль летит вниз, туда, где копошатся завистливые, ревнивые червяки. Несется с такой скоростью и силой, что, кажется, утягивает за собой самолет: он перестает набирать высоту и вот-вот сверзится с белых облаков на черную землю.

И тут все же начинает действовать инстинкт самосохранения. В голове мелькает: Матвей ни при чем… Он – муж. Мало толку, когда близкие родственники хвалят друг друга…

Ничего, кроме срама, из этого не выходит…

Стремительный поток замедляется, но препятствие обходит: «Пусть муж! У нас же разные фамилии! Я-то делала с ним пространное интервью! Наберешь его имя в «Яндексе» – первые же ссылки именно на эту беседу».

Лина изворачивается, чтобы прямо в лицо Матвею бросить слова, облитые горечью и злостью.

А он… он такой размягченный, довольный, по-мужски непосредственно ждет похвалы.

Поперхнулась и… проглотила ядовитую филиппику. Даже улыбку сумела приклеить к губам, превознося рецензию. Знает же, что изощренный в жизни искусства муж в житейской ситуации не отличит подделки от подлинника.

Ева, она одна во всем виновата. Притворилась подругой, чтобы к Матюше подобраться. Якобы для помощи написала на мои стихи ораторию, а на самом деле – просто ловко использовала мое имя…

И мое тело пыталась употребить, но я ей не далась!

К приземлению в Цюрихе досье на Еву распухает… Посадка проходит мягко, а потом Линино внимание воленс-ноленс переключается. Самому Матвею, как обычно, лень сосредоточиваться на приездной процедуре, раз рядом нянька.

Паспортный контроль они проходят быстро, а грузчики действуют еще проворнее: пока Лина ищет, куда подают багаж с московского рейса, пока раздобывает тележку, их чемодан уже плывет по последнему витку. Лина со всех ног – швейцарцы шарахаются от нее в сторону, недоумевают, но не бранятся – кидается к своим баулам, боясь, что их заглотит аэропортовское чрево. Так было бы в Шереметьеве, но здесь специальный работник снимает вещи, не взятые хозяевами, ставит их на пол и охраняет до востребования.

Теперь на вокзал, рассекая тележкой неторопливые потоки пассажиров: надо успеть на поезд, который без пересадок довезет их до дома.

Добежали. Тяжеленные чемоданы, набитые книгами, приходится взгромождать на вторую полку багажного отсека. Одной так трудно, не сорвать бы спину, но Матвей не догадывается прийти на помощь.

Вблизи нет свободных мест. Садятся в третьем ряду, спиной к выходу. Всю поездку, вместо того чтобы не отрывать глаз от заоконного порядка и чистоты, пропитываться здешним спокойствием, Лина на каждой остановке высовывает голову в проход, изворачивается, чтобы присмотреть за своим добром. Хотя и знает, что здесь не стибрят. Это-то проверено: как-то Матюша, уже вернувшись домой, вспомнил, что желтый пуловер с зеленым крокодильчиком забыл на спинке стула в кафе Кунстхауса. Лина еле успела до закрытия туда смотаться – сияет солнышко на месте, никто не позарился на чужую собственность. Зонтик можно оставить при входе в супермаркет, тяжелую сумку не тащить в туалетную кабинку…

Но переучиваться, терять бдительность опасно: на родине можно все проворонить. Правда, Матвея туда совсем не тянет. Оформят ему постоянное место, и не видать ей больше родной Москвы…

Скорчена

Криста

В ночь с пятницы на субботу сон особенно сладок. Понятно почему: отключен провод, по которому идет нервное электричество с Песчаной улочки на Крылатские холмы, то есть от газеты к дисциплинированной Кристе. Или наоборот, от Кристы к газете…

В другие дни, даже если нет ни дежурства, ни барского каприза замзавши, ни внезапной обязаловки (скоропостижной кончины русского или международного випа, незапланированной презентации, просто дыры в полосе…), – все равно она чувствует себя под напряжением.

Но в это свободное утро Криста открывает глаза, когда еще густая, но, конечно, не полная, не загородная темнота за окном только-только начинает разбавляться рассветом. Прищурившись, Криста вглядывается в цифры будильника. Вроде без чего-то восемь.

Ну и отлично. Выспалась.

Ночь была из лучших. Семь часов полной отключки без тех безнадежных, пугающих просыпаний, когда вертишься с боку на бок, головой забиваешься в подушку, пробуешь читать, телик включаешь, но сон не приходит, а время стоит на месте. Мир застыл, и мысль в ступоре. Страшно…

Не сегодня.

День без спешки хочется и начать необычно.