Христос был женщиной

Интерес к Кристе, тяга к ней пока не распространялись на ее родственников… Линка, кажется, упоминала, что у Кристы когда-то давно пропал отец… Кто он, этот Иосиф? А мать? Мать вроде жива…

Громко втянув в себя ионизированный воздух, Ева физически чувствует, как вдруг взял и расширился круг ее забот: больше стало тех, о ком она думает, за кого хоть как-то отвечает.

К морю, к морю! Там отстоится, почему Кристины поиски так ее взбудоражили.

Солнце припекает… Скинуть, что ли, курточку? Сюда бы плетеное кресло-домик, из тех, в каком композитор Густав фон Ашенбах наблюдал за красавцем Тадзио. Нужна защита от ветра, довольно прохладного. В огородке можно раздеться до плавок и загорать, запасаться солнечной энергией…

Ну да ладно, нет – и не надо. Все равно хорошо думается только на ходу.

Она же видела Герины снимки. Что ему посоветовала, то он и сделал. Даже лучше… Лицо одного старика без натуги всплывает в памяти. Несломленный, самодостаточный. Как будто всматривается в тебя… Следишь за его взглядом, и очи поворачиваются внутрь: что-то про себя вдруг начинаешь понимать…

Ева замечает у парапета длинный прутик, бежит за ним и, вернувшись к плеску воды, на сыром песке набрасывает контуры мужского бородатого лица. Бледную копию с оригинала тут же слизывает несмелая волна. Не жаль.

Вот если б в семье не было безапелляционного табу на изобразительное искусство… Кто-то из бабушкиных подруг (зло часто находит лазейку в самом близком окружении) настучал, что у деда в Петрозаводске есть вторая семья, а сын, ровесник их общей дочери, уже отличился как художник. Бабушка в тот же момент выгнала мужа из дома и подчистую стерла его из своей жизни. До такой степени рассвирепела, что пошла в паспортный стол и, переписывая дочь на свою фамилию, превратила ее из Ольги Оскаровны Преображенской в Татьяну Дмитриевну Ларину. Недолго думала. Русская литература подсказала имя. Ева предпочла бы Наталью Ильиничну Ростову. Не для матери – для себя, конечно.

А что там у Кристы сейчас? Тянет ее к униженным и оскорбленным… Он изгнал духов словом и исцелил всех больных… взял на Себя наши немощи и понес болезни… Вряд ли у Кристы есть иммунитет к чужому несчастью… Она, правда, не одна, Георгий рядом… Но из него еще тот защитник…

– Алло, ты как? – Ева прижимает телефон к уху и отбегает от моря, чтобы говорок волн не мешал ей слушать Кристу. – Нашла… Он тебя узнал… – повторяет она для поспевающего за ней Павлуши. – И что же ты собираешься делать?..

Закончив разговор, Ева смотрит в окошечко мобильника. Какой сегодня день? Сколько им осталось тут прохлаждаться? Сможет ли она отсюда подстраховать подругу? Ну, привезут они старика сейчас в Кристину квартиру, отмоют, накормят, оденут. Что дальше-то?

Вообще-то все не так уж худо…. Криста вернется к Еве, а ее отец – если это он, если простаков не накалывают… – отец поживет пока в привычном ему одиночестве в Кристиной халупе. Адаптируется…

– Или надо было разрешить поселить его в моем доме? – вслух рассуждает она. Не Павлушу спрашивает, а сама себя. – Но Криста об этом и не заикнулась…

Надо бы помочь… Но может ли она?

Хоть одним глазком посмотреть бы на них… Была бы рядом – тело бы само сообразило, что делать…

– Да что же ты так взбаламутилась! – одергивает себя Ева. – Взрослые люди, сами разберутся…

Лишь в баре удается утихомирить возбуждение. Три порции виски безо льда нисколько не пьянят, но хотя бы проясняется: срываться с места незачем.

Поздно вечером Ева все-таки набирает свой домашний номер. Почти въяве видит и слышит, как долгие гудки заполняют пустой двухэтажный дом. Криста осталась со стариком.

Отняли камень от пещеры…

Криста

Он не вспомнил… Отец ее не вспомнил.

Пока?..

Нужно сейчас же переключить мысли с будущего, абсолютно неясного… Ну, хотя бы на то, что уже случилось. Иначе не заснуть… Тем более что силовые линии в квартире незнакомо перестроились. Гера за стеклянной дверью в холле, на раскладушке. Смирно лежит, не ворочается. Устал-уснул?

Как только довезли отца, Криста сразу предложила Гере ехать домой. Поуговаривала даже. Мол, справлюсь… О нем заботилась. Доброта – та же энергия. У себя отнимаем, другому отдаем… Обычная самоотверженная вежливость…

Но Гера прямо при ней, не сбегая в другую комнату, позвонил домой, предупредил няню, поворковал с дочкой. Не захотел оставлять Кристу одну с…

Для него мой папа – чужой бродяга… который вот храпит…

Криста прислушивается. Через стенку, единственную, в которую легко вбиваются гвозди для нетяжелых обрамленных фотографий, проникает звук с сиплыми подвываниями и клекотом.

Завтра же к врачу. Вдруг у отца туберкулез?