Христос

Рассмотрим же с этой точки зрения жизнеописание Иоанна Дамасского, насколько оно подходит для автора Евангелия Иоанна?

«Иоанн, — говорят нам „Жития святых“, — родился в Дамаске во время его завоевания сарацинами. Его отец, хотя и христианин, был при них городским судьей и надсмотрщиком над общественными зданиями».

«Сарацины в это время захватили в плен одного ученого итальянского монаха, по имени Кузьму, и продавали на рынке. Он знал риторику, диалектику, философию, геометрию и музицийскую хитрость, и небесное движение, и течение звезд, и римское и греческое богословие».

Отец Иоанна «тотчас выпросил его себе в подарок у сарацинского князя и дал Кузьме всякое успокоение с тем, чтобы он учил его сына Иоанна и его приемыша, сироту Кузьму из Иерусалима».

Оба были очень восприимчивы, и «Иоанн, как орел, парящий по воздуху, постигал все, а Кузьма постигал пучину премудрости, как корабль, плавающий по морю с попутным ветром».

Припомним, что орел и рисуется за плечом евангелиста Иоанна как его символ.

«Вскоре они изучили все тонкости грамматики, диалектики. Философии, арифметики и были, как Пифагор и Диофан». «Также научились они и геометрии, как новые Евклиды. А в музыке оба были таковы, как ими же сложенные гимныи стихи

».

«Не преминули они увидеть и тайны астрономии (отражение которой и обнаруживается в нескольких местах Евангелия Иоанна, особенно в скорбном пути Иисуса),5 и тайны богословия. Они были совершенны в премудрости духовной, особенно Иоанн, который превзошел своего учителя и стал таким великим богословом, каким и обнаруживают его написанные им боговдохновенные книги».

Вот вам и Иоанн, и Богослов, и сравнение его с орлом, как на иконах автора соответствующего Евангелия.

Но он не гордился своей премудростью.

Отец Иоанна отпустил Кузьму в Лавру преподобного Саввы и после того умер.

Сарацинский князь, призвав Иоанна, сделал его своим первосоветником, и его положение в Дамаске стало еще выше отца.

Он стал писать книги и статьи. «Он хотел, — говорит автор, — обойти всю вселенную не ногами, а своими боговдохновенными писаниями, разошедшимися по всему греческому царству».

Но вот «злой царь» Лев Исаврянин, восставший на иконы в Элладе и сожигавший их огнем, будто бы услышал о нем, как об иконнике, и уговорил своих сторонников достать какое-либо из его собственноручных писаний и, изучивши его почерк, написать к себе от его имени такое письмо:

«Радуйся, царь! И я радуюсь твоей власти, из-за единства нашей веры. Поклон и честь твоему царскому величеству. Сообщаю тебе, что город Дамаск не имеет сильной стражи. Помилосердствуй об этом городе, молю тебя, пошли твое мужественное воинство, как-будто идущее в другое место, но пусть они неожиданно пойдут на Дамаск. Без труда возьмешь его себе. Я тебе буду способствовать в этом много, так как и город этот, и вся страна под моей рукой».

Это «сочиненное писание» Лев Исаврянин, будто бы, злостно послал к сарацинскому царю с другим письмом от себя, где говорил, что хочет хранить с ним мир и потому отправляет ему письмо Иоанна, чтобы он казнил писавшего.

Князь призвал Иоанна и, хотя тот сказал: «Это не моя рука!», велел отсечь ему правую руку, написавшую такое письмо.

«Рука была повешена на торжище посредине города, а Иоанн был отпущен в его дом. Придя туда, он послал князю просьбу вернуть ему руку для погребения. Князь исполнил его желание, а Иоанн взял левой рукой свою правую руку и, упав на колени перед иконой богоматери с младенцем, приложил свою руку к месту обреза и молился из глубины душевной, чтоб богородица прирастила ее».