Христоверы

– Утехой Сатаны, щенятами и грешками, – всхлипнув, прошептала Евдокия.

– Ну вот, ты всё знаешь, – улыбнулась Мария. – Вот эдаких детишек вытравливают из мамкиных внутренностей.

– Но я же сама слышала, как старец велел Агафье вытравить из меня ребёночка, – всхлипнула несчастная женщина. – И не шутил он вовсе.

Мария снова прижала к себе Евдокию.

– Айда-ка, выйдем на улицу, – предложила она. – Нынче погода хорошая. Птички поют, ветерок весенний дует, душе отрадно.

– Не до прогулок мне сейчас, – отказалась Евдокия. – Я с ума схожу, не зная, что делать.

– А вот на улице в самый раз головушка твоя и просветлеет, – поспешила с заверениями Мария. – И, может быть, ответ сам собой придёт на твои сомнения.

* * *

Минула неделя.

Наступившим вечером Силантий Звонарёв, надев пиджак и натянув сапоги, направился к выходу.

– Сынок, куда это ты на ночь глядючи? – поинтересовалась Марфа Григорьевна, прекратив вытирать вымытую посуду.

– К Куприяновым, куда же ещё, – нехотя ответил Силантий. – Кроме них, мне в деревне больше навестить некого.

– А чего ты у них забыл? – Матвей Кузьмич отвлекся от починки сапога. – Угомонись, Силашка, оставь этих скопцов в покое. Тот раз урядник не заарестовал тебя, но ежели Макарка снова жаловаться начнёт…

– А что делать-то прикажете, родители? – посмотрел на них Силантий. – Скука одолевает меня, поедом ест. Замуж за меня никто не пойдёт, все девки, как от демона, от меня шарахаются, а парни на фронте гибнут, словом перекинуться не с кем.

– Сынок, не ходи к Куприяновым, прошу тебя? – взмолилась Марфа Григорьевна. – Макарка же больше никому зла не чинит. За ворота не выходит, чтоб с тобой не сталкиваться.

– И то верно, – согласился Силантий. – Он дома сидит, от меня прячется и должок мне выплачивать не собирается.

– Должок? – округлил глаза Матвей Кузьмич. – О чем ты калякаешь, Силашка? Ты что, денег ему в долг давал?

– Нет, его долг иного толка, – ухмыльнулся Силантий. – Он со мной не деньгами рассчитываться будет, а кое-чем другим.

– Надо же, сам Макарка в должниках твоих? – ужаснулась Марфа Григорьевна. – Да такого быть не могёт, брешешь, сынок?

– Ещё как могёт, – хмыкнул Силантий. – Вот сейчас собираюсь спросить сполна с него. И он отказать мне не сможет.

* * *

Ужин продолжался недолго и прошёл почти в полном безмолвии. Андрон и Агафья ели медленно, не глядя друг на друга. Мария прислуживала и то вставала, то подсаживалась за стол и бралась за ложку.

Евдокия, волнуясь, ела только для виду. Андрон был возбуждён, хотя тщательно скрывал это.

Поставив на стол кипящий самовар и всё необходимое для чаепития, девушки удалились из горницы, чтобы не мешать Андрону и Агафье.

Старец поймал на себе взгляд «богородицы» и отложил ложку.

– Чего пялишься, Агафья? – спросил он. – Говори, что в голове лежит или спрашивай.

– Нечего мне сказать, – поморщилась Агафья. – Чем я только Евдоху не потчевала, не сбрасывает она дитя.

– Ты что, впервой мои поручения исполняешь? – не поверил Андрон. – Я же сказал, что ребёнка этого быть не должно. Времена нынче не те, чтобы младенцами обрастать.

– А ты чего ликом тёмен? – насторожилась Агафья. – Случилось что? Какое-то лихо над нами нависло?

– Покуда не ведаю, что и как, – сказал Андрон, складывая перед собой на столе руки. – Но беду чую. Она где-то здесь, с нами рядышком трётся.

– На Евдоху грешишь? – встревожилась Агафья. – От неё беду ждёшь, скажи?

– Я вот понять пытаюсь, но не пойму, откель вражий ветер дует, – вздохнул Андрон. – А Евдоха… Что взять с этой овечки, кроме как шерсти клок. А вот дитя, каковое она под сердцем носит… Я знаю, что делать надо. Истязание плоти, вот что вразумит её и от дитя освободит.

* * *

Наступившим вечером Макара Куприянова одолело необъяснимое беспокойство. С удрученным видом он ходил по избе, горестно вздыхая и поглядывая на Степаниду, которая то и дело выглядывала в окно.

– Ну что ты всё туда пялишься? – упрекнул Куприянов жену. – Не придёт он. Фрол Фомич, уезжая, строго-настрого запретил Силашке к нам соваться. Сама же видишь, минула неделя с тех пор, а его у нас нет.

– Помолчал бы уж, – огрызнулась Степанида. – Сам-то вон тряской трясёшься, думаешь, я не знаю почему?

– Всё, съезжать нам отсюда надо на корабль наш, в Смышляевку, – сердито высказался Куприянов. – Разве дело это – в страхе жить? Избу и хозяйство другим передадим «кормильцам».

– А может, прямо сейчас и уйти? – оживилась Степанида. – Бросим всё, и айда в город.

– Ты что, ополоумела? – воскликнул возмущённо Куприянов. – Как это взять и всё бросить? Мы же не только для себя живём, но и общину кормим.

Во дворе залаяла собака и тут же замолкла. Куприяновы поспешили к окну. Они едва не завыли от страха и досады, увидев идущего к избе Силантия Звонарёва.

– Идёт… Несёт нелёгкая Силашку! – запаниковала Степанида и заметалась по избе. – Накликали мы беду на головушки наши, ох накликали, его вспоминая! Что делать? Что делать-то нам теперь, Царица Небесная?