Хризантема с шипами

– Не стоит, миледи, – ответил Денч и тоже встал. – Слугам ни к чему такие перемены, это выбьет их из равновесия. Да и мне так привычнее.

– Уверены?

– Да, миледи. И спасибо вам. Для меня честь работать в таком хорошем доме.

Люси произнесла это так серьезно, словно давала присягу на верность.

– Если я вам больше не нужна, то я пойду, миледи? – добавила она, и я кивнула.

А потом, когда за экономкой закрылась дверь, еще долго стояла, разглядывая кабинет мужа. В этой просторной комнате каждая вещь напоминала Редклифа. И большой массивный стол из темного дерева, и стоящее на нем бронзовое пресс-папье, и ряды старинных книг в двух высоких шкафах, и коллекция ножей, развешанных на противоположной от окон стене, и медвежья шкура на полу. А еще – запах. Ни с чем не сравнимый запах можжевельника, табака и выдубленной кожи.

Я провела пальцами по гладкой столешнице и подошла к карте графства, занимающей стену за письменным столом. Уинтшир, Уитби, Кранчестер – знакомые названия были обведены кружками. А между ними виднелись едва заметные пунктирные линии. Они хаотично пересекали расстояние между городами, то сливаясь вместе, то разбегаясь в стороны, петляя и возвращаясь к одной и той же точке. Кранчестер. Все сходилось на нем.

Я провела рукой по карте и задумалась. Знать бы, что означает этот пунктир. Как жаль, что у нас с мужем не было времени поговорить. Он ведь толком и не рассказал мне, что происходит. Просто попросил остаться в Горленде, и уехал.

Взгляд остановился на раскрытой книге, и я придвинула ее ближе. Внимание привлек знакомый адрес. А ведь это мой Модный дом в Уинтшире. А дальше значился Кранчестер, Лиственная улица, дом двадцать шесть. Это же особняк Редклифа напротив Бузинного коттеджа. Так, а тут что? Уитби, улица Вязов, дом пятнадцать.

Я читала названия городов и адреса и тут же находила их на карте. Похоже, у Редклифа в каждом городе графства были свои особняки. Эта мысль зацепила душу. Правда, я и сама не могла понять, почему, но на всякий случай решила отложить ее на потом и как следует обдумать. А пока мне нужно было написать план работы для заменяющей меня Матильды, и я воспользовалась бумагами с графскими вензелями по краям и взялась за дело.

***

Редклиф вернулся далеко за полночь, когда я уже легла. От него пахло лесом, дымом костра и тем особым, присущим только ему одному ароматом, который я теперь с легкостью могла отличить от всех остальных.

– Сэнди.

Горячие губы нашли мои, и те тревоги, что обуревали меня на протяжении дня, растворились в сладости поцелуя, в прикосновениях сильных рук, в той уверенности, которую излучал муж, даже не прикладывая к тому никаких усилий.

– Все хорошо?

Я задыхалась, чувствуя, как быстро бьется под моей ладонью его сердце, и пыталась унять свое, сорвавшееся в сумасшедший бег. Но мне нужно было убедиться, что с Редклифом все в порядке, что он не ранен и что все закончилось.

– Ты его… убил?

Я запнулась перед последним словом и тут же рассердилась на себя за это.

– Ты убил гверха? – пристально глядя в серьезные синие глаза, спросила у мужа, и тут же прочитала по ним ответ.

– Нет? – переспросила, не веря себе.

Мне так хотелось, чтобы все, наконец, закончилось. Чтобы мы с Редклифом могли начать новую жизнь, не омраченную никакими угрозами.

– Он сумел уйти, – сказал муж, и я расслышала в его голосе сдерживаемое напряжение.

Редклиф чуть прищурился, глядя поверх моего плеча, и добавил:

– Но это ненадолго. Я все равно его найду.

Красивое лицо заледенело, во взгляде мелькнула сталь, а губы плотно сжались. Но уже спустя пару секунд их уголки дрогнули в улыбке, и Редклиф прижал меня к себе и поцеловал. Поцеловал так, что все вопросы куда-то улетучились, и я забыла и о гверхе, и об опасности, и обо всем остальном.

– Сэнди.

Поцелуи жалят кожу, спускаются по шее к груди, задерживаются там ненадолго и устремляются вниз. Ниже, еще ниже, к самой развилке между бедер, туда, где все горит и требует разрядки. И когда жадные губы накрывают изнывающий бугорок, тело взрывается от острой, никогда прежде неиспытанной ласки.

– Редклиф…

Это мой голос? Я не узнаю его. Хриплый, умоляющий и одновременно сомневающийся. Я не верила, что Редклиф – именно Редклиф – может сделать то, что он делал. Берти никогда не соглашался на подобное, считая такие ласки унизительными для мужчины. А граф… Даже сейчас, склонившись передо мной, он не выглядел менее мужественным. Наоборот. Он щедро дарил мне наслаждение, доводил до грани, заставлял кричать и отступал, контролируя мое удовольствие и не позволяя получить разрядку. И я умоляла. Я просила. И когда на смену языку пришли пальцы, а потом он сам погрузился в меня, то всего несколько движений вызвали настоящий ураган. Меня смело мощной волной, растворило в небытии, я просто выпала на несколько секунд из реальности, а когда вернулась, Редклиф продолжил и заставил меня испытать все заново.

Я не знала, как ему удавалось чувствовать те грани, за которыми скрывалось удовольствие. Но он чувствовал. И вел за собой, открывая мне меня саму – новую, незнакомую, такую, какой я не знала себя прежде.