Хромой Тимур (Звезды над Самаркандом - 1)

И опять Левон, взявшись за веник, помыкнулся уйти прочь от ворот. Но приказчик опять удержал его:

- А у меня еще одна находка! - и показал медную полушку.

Левон волосатым пальцем прошмыгнул под усами:

- Не велика...

- Как сказать!..

- Да как ни говори!

- А есть?

- Смотря по деньгам.

- Удвоим.

- Должны бы быть.

- От самого слышал?

- Не со мной разговаривал: однако так и есть.

- И много?

- Не считал.

- А если прибавить?

- Врать не буду.

- А чего везут?

- Не глядел.

- Прибавлю!

- Из твоего доверия выйду, если скажу.

- Не надо. Бери свое.

- Спасибо. Наведывайся.

На том и расстались.

Но пока тянулся этот разговор, лавочник по прозвищу Сабля открыл свою темную, глубокую, тесную, как щель, лавчонку, где торговал пучками вощеной дратвы, варом и всякой сапожной мелочью.

Сев с краю от своих товаров, он под коврик позади себя поставил плоский сундучок и прикрыл его, чтоб в глаза не бросалось.

Мимо шли покупатели с яркими либо линялыми узелками, куда увязаны были их покупки.

Провели из темницы узников, закованных в цепи, почти нагих, изможденных, обросших клочьями диких волос. Их сопровождал страж; в желтые долбленые тыквы они собирали подаяния, принимая их руками, изукрашенными драгоценными кольцами. Это были родичи кочевого лукавого хана, лет за десять до того казненного по приказу Тимура. В снисхождение к их царственной крови, как к потомкам Чингиза, Тимур дозволил им вдобавок к скудной темничной еде собирать подаяния на самаркандском базаре и оставил им на пальцах редчайшие алмазы и лалы, дабы своим видом напоминали они народу о победах Тимура и о том, что Тимур не жаден на чужое достояние, но щедр и снисходителен.

Сабля бросил им старый позеленевший грош и отвернулся, уловив кислый тюремный запах.

Дервиш, проходя мимо, протянул гнусавым напевом:

- Двое больших мусульман смутились духом...

- Бог с ними! Мы им поможем!.. - ответил Сабля и ничего не бросил дервишу, да тот и не протягивал ему своей чаши. Дервиш деловито направился в глубь кожевенных рядов и там подошел к Мулло Фаизу:

- Во имя бога милостивого, милосердного...

- Бог поможет, а я с утра...

- Щедрость украшает мусульманина.

- Излишнее украшение обременяет! - рассердился Мулло Фаиз, которому сейчас было не до богоугодных дел.

- Два каравана в Бухаре!

Мулло Фаиз насторожился:

- Я всегда щедр во имя божие.

Дервиш протянул ему чашу. Медь глухо ударялась о широкое дно.

Дервиш быстро выплеснул полушку обратно на ковер Мулло Фаизу:

- Помолюсь о ниспослании истинной милости творцам истинной щедрости. Деньги подобны зернам пшеницы: чем гуще посев, тем изобильнее жатва.

- Была бы земля плодородна!

- Она вся вспахана, обильно полита, озарена сиянием бога истинного, милосердного...

Кто слышал слова дервиша со стороны, казалось, он занят набожным, нескончаемым славословием бога, - напев его звучал для всякого так привычно, что в слова этого напева уже давно никто не вникал.

Мулло Фаиз не без сомнения всыпал в чашу сразу три гроша.

- Мало.

- Верное дело?

- Мало посеешь, - пожалеешь, когда жатве настанет время. Сокрушение иссушит душу твою, и воскликнешь: о, если б вложил я, смертный, каплю солнца в ниву сию, ныне взял бы я урожай золотой пшеницы.

- В самом деле?

- И то мало.

Но отдать серебряную теньгу Мулло Фаиз поскупился. Нехотя он бросил дервишу одну беленькую - четверть теньги.

- Два каравана из Индии.

- Если только его...

И рука Мулло Фаиза потянулась было всунуться в чашу за своим серебром. Но дервиш отвел чашу от протянутой руки в сторону:

- Беседуем мы о золотом посеве, а ты и единое зерно норовишь с корнем выдернуть!

- Но это мне уже известно!..

- Число знаешь?

- Без обмана?

- Как милосердие божие...

- Ну?

- Два по сту.

- А товар?

- Один корыстолюбец тщился с одного зерна пожать два урожая за един год. Но бог милостивый, милосердный...

- Охо! До урожая-то сеятель исчахнет от нужды да от...

- Виден человек, начитанный в книгах. Однако сеятели, хирея в нужде, доживают до урожая: иначе кто собрал бы урожай с полей, коим милостивый...

Поеживаясь и не заботясь о своей осанке, Мулло Фаиз достал еще одну беленькую, но, прежде чем расстаться с ней, переспросил:

- Еще неизвестно, годно ли сие зерно для моей, для моей, Мулло Фаиза, нивы...

- Клади!

Рука Мулло Фаиза сразу ослабела, беленькая капелька серебра выкатилась из ладони, но чаша дервиша своевременно оказалась на ее пути. Округлившиеся глаза Мулло Фаиза приблизились к носу дервиша:

- Смотри, святой брат! Неужели кожи?

- Мало жертвуешь.

- Э! От твоих слов сундук мой не тяжелеет, а...

- А без моих слов он вовсе рассыпался бы.

- Молись за меня! - И Мулло Фаиз, чтобы скорее отвязаться от дервиша, подкинул ему еще несколько подвернувшихся грошей, не заметив, что с ними попали и еще две серебряные капельки.

Мулло Фаиз, растерянно озираясь, еще не успев сообразить, с чего начинать спасение своих сундуков, заметил приказчика, скромно присевшего в сторонке.

- Ну?

Приказчик не без предосторожностей, чтоб посторонним ушам не услышалось, сообщил:

- Слух верен. Есть караван.

- А что везет?

- Это неизвестно.

- А почем?

- И это неизвестно, ежели неизвестно что...

- А сколько?

- Не говорят.