Хромой Тимур (Звезды над Самаркандом - 1)

Мухаммед-Султан обновил обветшавшие стены во многих городах, крепко и хорошо сложил новые надежные крепости, но дед пошел не в Китай, а в Индию, и за событиями индийского похода забылось, как быстро, в глухих степях, воздвиг Мухаммед-Султан стены из кирпича, сумел воодушевить усердных строителей, жестоко наказать нерадивых и подавить непокорных.

Только сейчас, вскользь, сказал дед те два слова, которых Мухаммед-Султан ждал три года: "Ты умеешь!" И Тимур, заметив, что внук понял похвалу, спросил:

- Что во дворце?

- Вельможи толкуют, будто вы, дедушка, вестями о Мираншахе омрачены.

- Это хорошо.

- Не понимаю.

- Пойди подтверди: "Дедушка весь в слезах. Никого не хочет видеть!" А ко мне проведи поодиночке, стороной, амира Шах-Мелика, амира Аллахдаду, Рузмат-хана. Поодиночке. А прежде пошли ко мне Улугбека. Прежде, чем приведешь амиров. Понял? И заготовь указ: амиру Мурат-хану ехать в те города, что ты строил по границе с монголами. Чтоб он проверил, целы ли там припасы, сколько их там, каковы войска.

- В припасах амир Мурат-хан не ошибется. А в войсках он мало смыслит, дедушка.

- Запасы проверит, и хорошо. Надо, чтоб он это время был подальше от сестрицы, от царевны Гаухар-Шад. Пока он здесь, ей в Герате многое слышно из того, о чем шепчутся в Самарканде. А зачем им там все слышать?

- Вчера от него поскакал гонец с письмом в Герат.

- Когда?

- Вчера, дедушка.

- Когда, спрашиваю, после приезда твоей матери?

- После пира у царицы-бабушки.

- Сейчас же отправь надежного гонца вслед. Настичь, письмо взять! А амиру нынче ж заготовить указ: чтоб завтра до свету он выехал к северу. Ступай, распорядись.

Улугбек явился, как всегда, почтительный; кланяясь деду, стал в дверях.

- Говорят, ты искусен в письме?

- Учителя меня хвалят. Показать, дедушка?

- Покажи. И захвати побольше бумаги; будем писать.

- И вы тоже, дедушка?

- Посмотрим.

Улугбек звонко рассмеялся: дедушка, за всю жизнь не написавший ни одной буквы, вдруг вздумал писать!

Тимур нахмурился:

- Живо!

Улугбек исчез, будто его тут и не было.

Тимур, оставшись один, водил пальцем по ковру, словно записывал на тугом ворсе какие-то непреклонные свои решения: так сосредоточенно и сурово было его лицо.

Вскоре маленький царевич снова появился. Тимур увидел в его руках большой бумажник из толстой кожи, покрытой золотым тисненьем. Улугбек достал свои упражнения в письме.

- Покажи-ка!

Непослушными, непривычными к бумаге пальцами старик перевертывал почти прозрачные, лощеные листы самаркандской бумаги. Страницы, заполненные черными ровными рядами строк, кое-где украшались красными пятнышками слов, написанных киноварью в знак уважения к их священному смыслу.

Бумага морщилась, когда ее перелистывал Тимур. Он переворачивал листы, царапая их коротким, толстым ногтем большого пальца, и внизу каждой страницы от ногтя оставался глубокий след.

- Где же тут ты писал?

- Это все писал я. Красиво?

- А я не знаю, что ты писал.

- Я спрашиваю, красиво ли, дедушка?

- Как я могу это сказать? Я же не знаю, что написано. Сперва надо знать смысл, тогда видно будет, красиво ли это.

- Учитель говорит, я пишу лучше Ибрагима!

- Ты слова пишешь! А смысл ты умеешь писать?

- В каждом слове свой смысл!

- Разве большой смысл пишется тоже одним словом?

- Я не знаю, дедушка.

- Ведь в разговоре иной пустяк приходится многими словами сказывать. Ты умеешь писать каждое слово?

- Умею.

- И числа?

- И числа.

- Не ошибешься?

- Я теперь редко делаю ошибки.

- Ты будешь писать здесь.

- А что, дедушка?

- Я тебе скажу. Ты будешь писать здесь. И отсюда никуда не выйдешь, пока я тебя не отпущу. Несколько дней. Ты бумаги много принес?

- Чистой?

- На которой пишут.

Улугбек неуверенно показал несколько чистых листов.

- Никому нельзя знать, о чем ты будешь писать здесь. И о том, что ты сидишь здесь, знать нельзя никому. Понял? Ты жить будешь здесь. Пить и есть - со мной. И кого б ты ни увидел, о чем бы ни услышал, сидеть тихо и молчать. Понял? Вот твое место, сиди здесь.

В это время пришел Мухаммед-Султан.

Тимур достал из-за пазухи расшитый шелковыми голубыми звездами синий тонкий платок, вытер губы и, не выпуская платка из рук, распорядился:

- Кличь их. По одному.

Вошел амир Шах-Мелик, на ходу расправляя широкую каштановую бороду, и, даже кланяясь, продолжал ее расправлять, словно от ее красоты зависело его благополучие.

- Твои войска готовы?

- Хоть сейчас на приступ, государь!

- Оружия всем хватает?

- Запаслись. Хватит. Есть новые воины, те снаряжены хуже.

- Надо, чтоб снарядились.

- У них ничего нет, чтоб купить все, что надо.

- Пускай займут у десятников. Десятники подкрепились в Индии, найдут чем помочь. В походе рассчитаются. Обуты хорошо?

- А разве пойдем на север?

- Видно будет куда. А разве к югу босыми их поведешь?

- Босыми нехорошо.

- То-то. Обуй! И сам присмотри, и тысячникам твоим вели каждого осмотреть, проверить каждого: чтоб пара сапог на ногах была исправная; чтоб пара новых, запасных, в мешке лежала. Понял?

- Понял, государь. Да вот беда: обувщики жалуются, - кож в городе нет, не из чего...