Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия

Я затрудняюсь с ответом:

– Ты не знаешь, где моя синяя ручка?

– Ты ни словом не обмолвился о встрече со своим Ринпоче.

– Представь себе: он провел трехлетнее затворничество в диких горах западного Ладака.

– Диких?

– Абсолютно!..

– Он принял твою Пирамиду?

– Они с Далай-ламой чем-то похожи.

– Так в чем все-таки трудность?

– Только начитка Ваджрасаттвы тянется до трех лет. Это сто тысяч мантр. Это очищающий канал. Очищает от омрачений, кармических наслоений и таких отвратительных качеств, как злость, зависть, ненависть…

– И невежество.

– Да! Это важно: и невежество! Зеленую Тару в Тибете и Гималаях называют целительницей очищающей прежнюю карму.

– И жадность?

– Жадность?! Жадность конечно! Жадность в первую очередь!

– Ты до сих пор живешь своим прошлым?

– Перевал Тары 5660 метров. Это самая высокая точка обхода вокруг Кайласа, где разрушается старая карма.

– Ты до сих пор не можешь забыть?

– Что?

– Почему ты не взял меня с собой?

– У тебя нет такого прошлого.

Не заступить за черту – вот что важно, думаю я. Та – заступила. Та не только переступила черту, та пересекла ее, не задумываясь, как танк пересекает траншею врага. Не задумываясь и без оглядки. Та ее перечеркнула, черту, за которой разверзлась бездна… Она разорвала нить взаимоненасыщения. И теперь эту нить – не соединить. Я не помню, почему вдруг я снова вспомнил ее – ту, кто до сих пор не дает мне покоя.

– О чем ты думаешь? – спрашивает Юля. – Снова о ней?

Она просто читает уже мои мысли.

– Видимо, жадность, – говорю я, – да, теперь это стало особенно очевидно, ее жадность… Да, чересчур жадная, чтобы быть счастливой, она так и не смогла…

– Жадная… Чтобы быть счастливой?

– Именно: чтобы стать счастливой! Я бы мог понять и принять ее экономность, излишнюю бережливость или оправданную заботу о завтрашнем дне… Мог бы объяснить ее обоснованную обстоятельствами расчетливость… А тут – обыкновенное банальное скупердяйство, беспримерная животная жадность! Это даже не обсуждается. Здесь точка. Ведь если это уже случилось, жажду стяжательства и наживы, алчного собирательства сокровищ на земле, а не на небе, остановить невозможно. Мы ведь не должны быть богаче самого бедного, и каждый божий день должны упражняться…

– В щедрости!.. 

– Именно! Не надо лезть на пьедестал с пятаком в руке и орать нищему: «Держи, несчастный!». Мы должны быть благодарны этому нищему за то, что он есть, и мы, подавая ему, помогаем самим себе становиться щедрее и совершеннее.

– А знаешь, – говорит Юлия, – в каждом человеке заложена энергия добра, которая увеличивается, когда ты её отдаёшь. Конфуций…

– Знаю-знаю. Ты уже говорила. Ты своим Конфуцием уже… Извини…

– Хм!..

– Юсь, – говорю я, – знаешь…

– Слушай, – вдруг взрывается Юля, – я запрещаю тебе…

Да сыт я уже, сыт твоими запретами! Своими запретами, думаю я, ты медленно режешь мне вены вдохновения и подрезаешь крылья, несущие меня к тебе же! Ты же знаешь – крылья любви!

И больше не слушаю ее:

– Ты не могла бы, – прошу я, – свою щедрость дарить не только всему человечеству, но и мне!

– Пс! Да please[51], да, пожалуйста! Сколько угодно!.. Да, так вот Конфуций благодарил каждого, кому смог помочь, за то, что ему помогли проявить лучшие свои качества. Величие своё он создавал – отдавая.

– Вот! Вот-вот… Вот и мы свое величие должны…

Что на этот раз она хотела мне запретить, я не знаю.

– Ясно-ясно. В чем же трудность? – снова спрашивает Юлия.

О, Sancta simplicitas![52]

Если бы я мог это знать. Эта болезнь ведь неизлечима испокон веков и, она смертельно опасна.

– Своим «Юсь» ты делаешь меня бесхвостой, – потом говорит Юля.

Ах, вот в чем все дело! Ладно… Но зачем ей все эти хвосты?

– А помнишь, – говорит Юлия, – нам тогда так и не удалось покататься в Дубае на лыжах?

Да, мы тогда едва унесли ноги.

– Да, – говорит Лена, – не любишь ты жадных.

– Не. Не люблю.

Глава 4

Нам казалось, что человечество вот-вот протиснется сквозь узкое генетическое горло, что его золотоносный песок просеян через густое сито самого совершенства. Пыль ушла, осталась золотая крупа. Пена бурной жизни потихоньку спала.

И теперь у нас роскошные дворцы, предназначенные не для роскоши, великолепные арены, предназначенные не для утоления жажды страстей. У нас теперь богатейшие музеи и блистательные театры, величественные колокольни и роскошные храмы.

– И теперь?..

– Ну теперь-то… Теперь, конечно, все это в прошлом.

– Да. Да-да-да…

– Их предназначение зиждется на радости созерцания и молитвы. Но у нас нет никаких других желаний, кроме желания быть счастливыми. У нас нет богов… Меня охватывал ужас от того, что у нас появились размолвки. Там, где люди не умеют договариваться рано или поздно обязательно появляются развалины и руины. Вспомни Вавилонскую башню.

– Итак…

– Мы перешли к воплощению задуманного.

– Клоны великих?.. – спрашивает Лена.

– Великих и маленьких… Все это – для людей разумных, мыслящих, осознающих необходимость перемен и всеми жилами тянущихся к совершенству.

– Но сами-то вожди!