Хромосома Христа

Она с удовольствием выразительно и так, чтобы ее слова победили шелест шин, повторяет:

Но ты ни слов, ни красок не жалей

Чтоб в славе красота пережила….

– Пристегнись же, наконец! – Он уже не выбирает тон.

– Что?..

Юлия смотрит на него с недоумением, а он указательным пальцем правой руки так, что вся рука его, как пас спасателя, ложится на ее грудь, указывает на ремень.

– Что, – спрашивает она еще раз, – что случилось?

– Ремень, – говорит он тоном, не терпящим возражений.

– Что это… там?

– Пистолет…

– Пистолет?!!

Юля смотрит на него как на чужого. Ее глаза не только удивлены, в них застыл страх. Она послушно пристегивается, а он принимает влево. Чтобы этот резвый наездник в черном шлеме (как космонавт, думает он), чтобы этот цепкий преследователь мог обойти его справа. А куда ему деваться?! Он ведь и не подозревает, какая ему уготована западня! Эта ловушка уже не раз выручала. Объездная дорога – узкая полоска асфальта – вот-вот закончится… А теперь все, как по маслу: резко упав подбородком в ее пах (не теряя из виду ленту шоссе), дотянуться пальцами правой руки до рычажка правой дверцы, дернуть его на себя, чуть-чуть толкнуть дверцу и почти одновременно резко затормозить!.. Слава Богу, законы инерции не подводят – дверца гостеприимно распахивается: входите! Но в тот же миг в нее на полном ходу всей своей скафандровой головой влетает, врезается, влепливается мотоциклист!.. И срезает дверцу, словно лезвием бритвы…

Он уже отпустил тормоза и машина, слава Богу и законам инерции, теперь медленно катится к безжизненно валяющемуся поперек дороги мотоциклу. Только заднее колесо еще живо, еще куда-то спешит, бешено вращаясь. А где же резвый наездник? Рядышком. На обочине…

Он не останавливается, чтобы помочь пострадавшему, он никогда в таких случаях не останавливается. Зачем?..

– Ух, ты!.. – только и слышит он.

Теперь придется до самого города ехать без правой дверцы.

– Что это было? – спрашивает Юлия.

– «Свой золотом покрытый мавзолей», – говорит он.

– Что-что?..

– Ничего, – говорит он.

Это было ее первое свидание с адом.

– Страшно? – спросил он.

– Я не успела испугаться.

Теперь он съезжает на обочину и останавливается, чтобы она размяла косточки. Да и он с удовольствием выйдет из машины.

Ее белые ноги, белые руки, белые шортики… Его кожа тоже давно не видела солнца: не то, что белая – голубая…

И эти пречерные дивные живые глаза, сверкающие алмазами из-под непокорной челки…

Я видел даже, как он счастлив!

ГЛАВА 27

Однажды я рассказал Жоре о своих клеточках. Ничего нового!.. Все, что я мог ему сообщить, он знал. Он действительно жил в кипящем слое всех достижений науки, мог предположить, чем кончится то или иное начинание, видеть далеко вперед. Ему не нужны были никакие подробности, которые сверкали на научном небосклоне. Чуич, он чуял путь, на который следует встать, чтобы выйти к храму. Так чумаки знали Млечный Путь, когда шли за солью. Я и не рассчитывал его удивить. Я вообще чрезвычайно скучен. До тупости. И редко расплескиваю себя разговорами по пустякам. Разве что с Жорой. Он – чудный слушатель – просто вытягивает из тебя слова. Да, я скуп на слова до отчаяния, но в этот раз меня вдруг прорвало. Рассказывал я долго, подводя его мысль к самому главному – к вечности. Он вяло слушал, морщась и щурясь, курил свою трубку, и время от времени, поглядывал на меня, мол, зачем ты мне все это рассказываешь, и чего, собственно, ты от меня хочешь? Я несколько раз повторял сказанное, как бы, не замечая этих повторов, сбивчиво и жестикулируя пальцами, как бы убеждал его в достоверности сказанного и, когда он был готов выказать мне свое удивление, это было видно по его ерзанию в кресле, я произнес:

– … и мы получили…

Я поражу его, решил я.

– …получили клон.

Он открыл один глаз и уставился на меня, как Кутузов.

– Что получили?

Мы сидели за длинным лабораторным столом, на котором можно было найти все, что угодно: от колб и пробирок до красного кашне и перчаток, плоскогубцы, отвертки, паяльник, гвозди, сверла, шурупы… Это был миниатюрный блошиный рынок, глядя на который отдыхала душа исследователя: все всегда было под рукой.

– И мы вырастили клон, – сказал я еще раз.

Жора взял карандаш, и на чистом беленьком кругляшке фильтровальной бумаги начал рисовать огромную клетку с темным ядром и длинными отростками. По всей видимости, это был нейроцит, так как одному из отростков – аксону – места на фильтре оказалось мало.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он, рисуя аксон теперь на линолеуме стола.

Я расписал ему еще раз нашу Азу и ее малыша в лучших красках, на которые был способен. Это было творение Рафаэля. Мадонна с младенцем стояла у меня перед глазами, и я был уверен, что они и Жоре понравились.

– Да, – подтвердил я сказанное, – так все и было.

Мундштук трубки оставался во рту, Жора открыл другой глаз и выпрямил спину.

– Ну?

Я не знал, что можно было добавить к портрету святого семейства. Трубка, стукнув, упала на стол.

– Не нужно, – сказал я, – удлинять жизнь, нужно жить в вечности.

«Как это?» – этот вопрос не прозвучал, он был написан на его лице.