Он наполнил два граненых стакана до самого верха.
– За тебя, дорогой! – сказал он.
Мы отпили по глотку. И потом, добыв из холодильника кульки с какой-то едой, жадно ели.
– Пусть теперь твои клеточки подождут, – сказал Жора.
Это была шутка. Так рассуждать было просто преступно. Наши клеточки (эпителий мочеиспускательного канала Брежнева) уже часа полтора пребывали в состоянии стресса, они нуждались в нашей помощи, возможно, над ними нависла угроза гибели. Каждый из нас это прекрасно понимал, мы были предельно собраны и напряженно думали, с чего начать. А коньяк и пиво, и съестные припасы были лишь поводом для того, чтобы не выдать своей беспомощности при выборе правильного решения.
– Ну, старик, – сказал Жора, – ты это хорошо придумал.
– Что именно?
Жора не ответил. Я посмотрел на него – он сидел в кресле и, как всегда казалось, спал. Он думал о чем-то своем и уже не слышал меня. А я был совершенно уверен, что сегодня, через час-другой, мы станем свидетелями потрясающих событий, может быть, откроем для человечества новый день. Новую эпоху, эру. Да-да! Если нам удастся осуществить задуманное… Содрогнутся устои мира! Наша идея работает на прогресс человечества, и я молил Небо, чтобы Оно не осталось безучастным к нашим потугам, освятило наши действия и оправдало наши надежды на прекрасное. Ведь все прекрасное приходит с Неба. Мы пили пиво, жевали ломтики холодной ветчины и плавленые сырки «Дружба» и молчали. Наши клеточки терпеливо ждали, когда Жора произнесет, наконец, свое «нам, апредиленно, пора». Стаканы с коньяком так и остались наполненными. Коньяк подождет. Так в полудреме и полужевании прошла ночь. Мы вздремнули вполглаза, и к шести уже были на ногах. Не помню, кто из нас прокричал тогда тихое: «Пора!». Это случилось под утро, когда мы увидели сквозь щелочку между тяжелыми желтыми шторами сиреневую полоску рассвета.
Итак, – началось…
– Есть, – сказал Жора, – кажется, есть. Смотри…
Он возился с клетками мочи Брежнева, выводя их из состояния стресса. Он ухаживал за ними, как за невестой, что-то приговаривая и припевая, подкармливая всякими высококалорийными препаратами и добавками, витаминами и микроэлементами…
А к девяти уже стянулись и наши ребята. Как только все были готовы к работе, раздались первые команды. Жорин голос был смел и звонок:
– Кака, стимуляторы фагоцитоза… Ты не забыла? И контактин!
Какушкина только всплеснула руками.
– Ах! Жорочка!.. Я сейчас…
– Побольше мелатонину! Лей стаканами! – орал Маковецкий, – гормон молодости ему не повредит!
Мелатонин в нанодозах и вправду омолаживал клетки.
– Жор, – Света Ильюшина просто прилипла к Жоре, – а мы клонируем Переметчика?
Жора улыбнулся:
– Какого Еремейчика?
– Ну, не сейчас, в будущем!
Жора улыбался:
– Какое будущее?!
Ему бы белый мундир, да чтобы на нем – звон медалей на груди! – подумалось мне. Роль капитана дальнего плавания была бы сыграна им безупречно. Наше море как раз штормило, но корабль победоносно разрубал носом волны жизни генсека. Капитан гремел:
– Тань, подкинь им еще АТФ и нашу гремучую смесь.
– Чего сколько?..
– Не жалей!… – просил Жора.
Нам помогала Танечка, жена Васи Сарбаша, молчаливая и серьезная, безропотно выполнявшая все наши просьбы и поручения. Я делал то же самое с лейкоцитами слюны Брежнева.
– Анюта, прибавь, пожалуйста, света, – просил я, – им темно.
– Ага, счас… Но я – Таня, Татьяна. Рест, ты бы привез всех их сюда.
– Хорошие люди должны быть вместе, – поддакнула Ирина.
– Ой, Тань, прости, пожалуйста…
Не первый раз я называл Жориных ребят привычными для меня именами. Они относились ко мне с пониманием.
– Ты опять ими бредишь, – сказал Жора.
Мне на это нечего было сказать.
– А что бы делала Тина, появись она здесь ненароком? – спрашивает Лена.
– Понятия не имею. Разве что…
– Что?..
– Понятия не имею!..