Читаем Хроника чувств полностью

Тучи, из которых лил дождь, проделали долгий путь с Атлантики. Британский флот и в самом деле проводил в Северной Атлантике ВОЕННЫЕ УЧЕНИЯ. Между Великобританией и США существовали непримиримые противоречия, порожденные наследием Первой мировой войны. Ни один из политических технологов этих стран не был способен анализировать эти противоречия или вообще говорить о них так, как это умел Троцкий, и он мог рассчитывать на то, что каждый из разделявших с ним кремлевское заточение товарищей способен уловить смысл его речей[94].

Ленин сидел спокойно, усталый. Он не отвечал. Он привык слушать товарища Троцкого, словно это была буря, бушующая за окнами. Скептиком Ленин не был.

«Оковы тяжкие падут, темницы рухнут — и свобода вас примет радостно у входа, и братья меч вам отдадут». Этой долгой сентябрьской ночью они все еще следовали привычкам подпольщиков. ВЛАСТЬ у них была, а образ жизни к ней не был приспособлен. При этом они занимали официальные посты, зависели от поступавших к ним сообщений, располагали полномочиями чрезвычайной РЕВОЛЮЦИОННОЙ МОБИЛИЗАЦИИ для всего, на что они решались. Несколько лет спустя никого из них не осталось в живых.

Под взглядом трех глаз

Моральный закон во мне и звездное небо надо мной.

Из семинарских конспектов Суслова

Каждую ночь А. И. Суслов, специалист по ракетному наведению, сидя в бункере, видел, как он говорил: «в своем сердце глаза моего многолетнего наставника и учителя Давыдова», которому он был предан и требования которого о бдительности на дежурстве был готов даже превзойти. Однако эти «глаза» стали уже как точные приборы наведения и не давали внутренним побуждениям А. И. Суслова простора, так что он не имел возможности даже на мгновение предаться созерцанию, к тому же ему приходилось подавлять внезапные приступы излишней бдительности, какие бывают необходимы, чтобы не впасть в самоуверенность. В противном случае подчиненные его бдительным глазам точные органы и инструменты наблюдения тотчас же оказались бы расстроенными. Однако в нем самом, где-то под «моральным будильником во мне», все реальные органы его бдительности склонялись ко сну или утрате чувствительности, так что все оставшиеся силы, которые можно было бы направить на повышение боеготовности, уходили на сторожевые усилия этих внутренних глаз, превратившихся в постоянно звонящий будильник, который он, понятно, не мог любить, будильник, который побуждал его к равномерному распределению внимания, то есть к работе по установленному плану. Если бы он иначе распорядился остатком сил, которые были даны ему для выполнения задания, то есть не как арьергардом, который подбирает отставших, а как авангардом, более сильным, чем остальные, если бы, например, пользовался перерывами для учебы, то возникла бы путаница, невыносимая для программы дежурства на доверенной ему ракетной установке. Ведь он не мог, скажем, пустить ракету, а потом забрать ее назад. В этом смысле все, что будили в нем глаза его наставника, стало программой.

Дежурный знал, что над ним, в вышине ночного звездного неба, висит ОДНОГЛАЗЫЙ АГЕНТ ПРОТИВНИКА, объектив спутника-шпиона, наблюдающего с геостационарной орбиты за всеми его действиями или, вернее, за его искусственными органами: за ПУСКОВОЙ УСТАНОВКОЙ, и это был уже его «постоянный будильник надо мной». В случае возникновения ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ СИТУАЦИИ этот третий глаз должен резко снизить высоту, спикировать на установку и рассмотреть ее в более крупном масштабе, стать БОЛЬШИМ ГЛАЗОМ, подобно глазу бабушки Суслова, резко увеличившемуся незадолго до смерти. «Словно она хотела вобрать его в свой глаз». Это опухоль в правой стороне головы выдавливала глаз наружу. Этот глаз меня схватит, подумал Суслов. Это единственное движение третьего глаза Суслова, следящего за ним со звездного небосвода и тоже ставшего для него уже привычным, если оно однажды произойдет, станет знаком для запуска ракеты, если все другие источники информации окажутся отрезанными. У него был приказ: включить пусковую установку в случае снижения следящего «глаза».

Его собственные глаза, расположенные в лицевой части головы — Суслов время от времени проверял, на месте ли они, — представляли собой продолжение инструментов, которыми был оснащен его пульт, так сказать, вспомогательные приборы, такого же статуса, как «простое население, рабочие массы», то есть нечто вроде программной, целевой идеи, но в то же время и вспомогательных сил, которые надо было держать под контролем с помощью трех ИМПЕРАТИВНЫХ ВЕРХОВНЫХ ГЛАЗ, чтобы не давать им возможности порождать миражи или реалистические картины.

Перейти на страницу:

Все книги серии Кинотексты

Хроника чувств
Хроника чувств

Александр Клюге (род. 1932) — один из крупнейших режиссеров Нового немецкого кино 1970-х, автор фильмов «Прощание с прошлым», «Артисты под куполом цирка: беспомощны», «Патриотка» и других, вошедших в историю кино как образцы интеллектуальной авторской режиссуры. В Германии Клюге не меньше известен как телеведущий и литератор, автор множества книг и редкого творческого метода, позволяющего ему создавать масштабные коллажи из документов и фантазии, текстов и изображений. «Хроника чувств», вобравшая себя многое из того, что было написано А. Клюге на протяжении десятилетий, удостоена в 2003 году самой престижной немецкой литературной премии им. Георга Бюхнера. Это своеобразная альтернативная история, смонтированная из «Анны Карениной» и Хайдеггера, военных действий в Крыму и Наполеоновских войн, из великого и банального, трагического и смешного. Провокативная и захватывающая «Хроника чувств» становится воображаемой хроникой современности.На русском языке публикуется сокращенный авторизованный вариант.

Александр Клюге

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Герман. Интервью. Эссе. Сценарий
Герман. Интервью. Эссе. Сценарий

«Проверка на дорогах», «Двадцать дней без войны», «Мой друг Иван Лапшин», «Хрусталев, машину!» – эти фильмы, загадочные и мощные, складываются в феномен Алексея Германа. Его кинематограф – одно из самых значительных и наименее изученных явлений в мировом искусстве последнего полувека. Из многочасовых бесед с режиссером Антон Долин узнал если не все, то самое главное о происхождении мастера, его родителях, военном детстве, оттепельной юности и мытарствах в лабиринтах советской кинематографии. Он выяснил, как рождался новый киноязык, разобрался в том, кто такие на самом деле Лапшин и Хрусталев и чего ждать от пятой полнометражной картины Германа, работа над которой ведется уже больше десяти лет. Герои этой книги – не только сам Герман, но и многие другие: Константин Симонов и Филипп Ермаш, Ролан Быков и Андрей Миронов, Георгий Товстоногов и Евгений Шварц. Между фактом и байкой, мифом и историей, кино и литературой, эти рассказы – о памяти, времени и труде, который незаметно превращается в искусство. В книгу также включены эссе Антона Долина – своеобразный путеводитель по фильмам Германа. В приложении впервые публикуется сценарий Алексея Германа и Светланы Кармалиты, написанный по мотивам прозы Редьярда Киплинга.

Антон Владимирович Долин

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза