Хроника чувств

Это как при запоре. Духовная деятельность отличается от пищеварения только тем, что выход массы текста на бумагу или в компьютер (спазмы) при устранении причины запора (ослабление духовного ануса) становится сильнее: чем больше выделяется, тем активнее идет процесс. Я же в своем щекотливом положении находящегося на содержании лица и соискателя на американском рынке должен следить за собой, не могу прямо выдавать то, что приходит в голову: ведь это должно понравиться. От этого движение текста застывает.

Вчера случилась первая ссора с Р., не закончившаяся примирением. Даже об этом я не могу написать. Я был окрылен, когда эта знаменитость была моей, когда я вызывал ее явный сексуальный интерес, и в этом опьянении я забыл об осторожности. Она тут же выдала мне, когда я оказался несостоятелен. Как быстро можно стать банкротом, когда все состояние держишь в одной валюте; правда, такой «полный расчет» наступает лишь в истерический момент, правда, у моей подруги вся жизнь представляет собой вереницу таких моментов, прерываемых только «истерическими паузами». Я написал ей стихотворение «Глубокоуважаемая возлюбленная…». Она смеется. Она кое-как говорит по-немецки.

V

Снова в Восточном Берлине. Наши отношения продолжались год. В чем различие кладоискательства и труда? Сразу же начинается поток текстов, которые я пишу на компьютере, как только я расстаюсь с «родным» Нью-Йорком и ступаю на землю бывшей ГДР как «чужой страны».

Экспроприация

— У нее был роман с коммунистом…

— Да нет никаких коммунистов.

— Ну с социалистом, с партийным. Его должны были отправить корреспондентом в Чили. Она немало у него позаимствовала.

— А ее муж?

— Ревновал.

— Но ведь их уже ничто не связывало?

— Уже давно. Так, формальность. Все дело было в детях. Она была к ним очень привязана. Но теперь они стали уже почти взрослыми.

— С чего все началось?

— С доноса ее мужа. Они жили врозь. Но он протыкал шины у ее автомобиля, звонил ей по ночам в дверь, как безумный. Когда она открывала, никого не было.

— Не давал ей покоя?

— Хотел ей все испортить. Самому она ему была не нужна, но при этом он не хотел, чтобы она досталась кому-нибудь другому.

— С чего это он заявил на нее в партийные органы?

— Чтобы ей устроили разбирательство. Они заявились с ее любовником и двумя уполномоченными в квартиру. Детей выставили. Выяснили всю ситуацию. Как долго? Что именно между вами было? Как представляете себе дальнейшее? Все подробно записали. В результате требование: прекратить.

— То есть они должны были друг от друга отречься?

— Это была единственная любовь в ее жизни. Если не считать ее отношения к детям. А ее любовник, он уже не верил, что его пошлют в Чили, был готов стоять на своем. Тогда притащили и ее мужа, и он должен был выложить все. Настоящий допрос. Партийному, ее любовнику, потом влепили выговор.

— Им не удалось выстоять?

— С неделю они держались. Но без соответствующей процедуры и самокритики ничего не получалось. Его назначение в Чили отменили. Или партбилет, или отказ от незаконной связи.

— Но ведь они отрицали эту связь?

— Да. Они заявляли, что это СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ ОСОБОГО РОДА, ссылаясь на совместное посещение курсов и общение по работе.

— Хоть какое-то сомнение, какое-то колебание у партийных уполномоченных было?

— Не думаю. Был донос мужа, разбор на партсобрании и принципиальный вопрос: до чего мы докатимся, если каждый… Да, говорили оба, именно так: если каждый в этом деле будет вести себя по-социалистически, то есть быть верным и солидарным, и не путать ставший фикцией брак с пожизненным обязательством, тогда, именно тогда появятся и действительно законные отношения. Тогда спросили, согласен ли ее муж, врач, на развод. Нет, ответил он.

— Стена отрицания.

— Никакой надежды. Неделю спустя они сдались.

— Пытались ли они потом найти себе кого-нибудь другого?

— Никогда. Это была любовь на всю жизнь, рожденная случаем. Во время отпуска они жили в разных корпусах на острове Рюген. Встретились на празднике, в последний день. Случай.

— Что завязано случаем, разделить нельзя.

— Нельзя, если это единственная любовь в жизни. Нельзя, если это было начало новой жизни.

— Как могли партийные товарищи в этом разобраться?

— Они пытались. Но это не стыкуется с принципиальным вопросом: что будет, если каждый… А они отвечали: мы-то как раз не каждый.

— И это считалось элитарностью?

— Да, элитарностью и индивидуализмом.

— Но разбирали это дело хоть серьезно?

— Вполне. Запросили местное руководство. Поэтому вся история и продолжалась на неделю дольше. Кстати, у них было впечатление, что у мужа какие-то личные цели.

— Вот как раз личных-mo у него и не было. Ведь эта женщина была ему не нужна.

— Да она никогда не была ему нужна. Детьми он тоже не занимался. Он проснулся и засуетился, только когда увидел, что кто-то другой интересуется его женой. Это было совершенно безличное и лишенное интереса дело, когда он направил всю свою энергию на то, чтобы расстроить их отношения.

— Писали ли они потом друг другу письма?

— Нечто вроде тайных посланий.

— А муж, вернулся ли он в семью?