Читаем Хроника чувств полностью

Первые ряды извивавшейся червем колонны еще приближались к месту, где находился император. Наша уверенность таяла с каждым эскадроном, исчезавшим в чреве вытянувшегося в длину колосса. Кавалеристы, бессмысленно брошенные против пешего войска, выглядели «разрозненными», а при ближайшем рассмотрении производили «жалкое» впечатление. И все же заляпанные грязью мундиры вносили в серость зимнего дня хоть какую-то краску. В самый несчастный момент они были словно «запас победных времен», ведь кавалерию всегда вводили в бой лишь в тот момент, когда враг был надломлен или уже обращен в бегство. Эти моменты удачи, перед самой победой, нераздельны с ними, так что каждый из нас ожидал, что их ставшие чистой идеей победоносной кавалерии попытки прорыва русских порядков смогут решить события и этого дня.

Философский порыв, пронизывающий наше время (из 55 тысяч солдат армии императора более двенадцати тысяч носят с собой тетради, в которые заносят свои ежедневные размышления, а большинство, не принадлежащее к числу ведущих записи, желает иной, более счастливой жизни), вызван быстрой сменой событий, происходящей благодаря концентрирующему энергию императору. Масса наблюдений необычных событий порождает любопытство.

Настал вечер. В этих северных широтах сумерки опускаются рано. С самого начала дня идет борьба двух разных временных конструкций. Собранность императора направлена на скорость. Он что-то произносит, его понимают без переспроса, недоразумения, точно так же исключены и изменение приказа во время его передачи далее, момент выполнения приказа вобрал в себя опыт прежних сражений, выучку, время научных штудий, время революционных бед, выигрыш времени за счет упрощения.

Самосознание основано на этом определении времени. Если кто-то говорит, в голос или вполголоса, медленнее, это обращает на себя внимание, и его поправляют. Перед этой стеной концентратов времени кажется, будто нет ни холода, ни снега. Каждая из пространственных точек, противостоящих армии как местность, кустарник, бесконечная белизна заснеженных тылов за полем боя, всякая «непонятливость», демонстрируемая противником (а он словно не понимает ни одного нашего движения, не реагирует на наши сильные ходы, зато подмечает все наши слабости и пользуется ими), подрывает понемногу боевой дух. Таким образом, этот зимний день перемалывает большую массу иллюзорного художественного изделия, армии. К вечеру ситуация такова: расположившиеся на ночлег мужчины уже больше не солдаты. Вместе с подводами, нагруженными ранеными и спешно отправляемыми в тыл, с поля боя исчезают и нераненые. Время работает против императора. Он не может ждать.

Ночь русские провели в поле. Русские учебники, заимствованные с Запада и написанные по-французски, запрещают разводить в ночь перед сражением костры. Солдаты мерзнут, к утру почти совсем заледенели. Утро не рождает в них никакого ожидания. Что значит утро? Легкое просветление горизонта в восточной части, которая находится позади них и которую они поэтому не видят. Согреться, собираясь вместе, прижимаясь друг к другу, не удавалось, зато теперь, когда войска пришли в движение, от спешных действий стало теплее. Скажем, появились сообщения о спрятанных крестьянами запасах картофеля. Солдаты принялись за поиски, кто-то помчался в соседние полки. Фронт, застывший на ночь, стал рассыпаться. Множественность распадается на составляющие, каждый приближается к состоянию точки, ракурса чистого «сейчас». В сопоставлении с французами, чьи основные силы еще должны подойти в течение дня, они обладают численным превосходством. Накануне вечером они были рады, когда приказов больше не поступало и они еще не знали, какой холодной окажется ночь. Не думая об этом, они носят с собой свои дома, свои леса, свои родные места. Они оживляют равнодушные точки, ими занимаемые, домашними воспоминаниями, фантазируют о предстоящем возвращении. Офицеры, по большей части люди городские, беспокойные, дерганные, ведут себя почти как французы; у них нет шанса передать это истерическое ускорение, их наполняющее, своим солдатам.

В эту сумятицу «здесь» и «сейчас», «раньше» и «как можно скорее» и ударит французская армия. Существует только одно исключение: русская артиллерия. Это часть городской энергии, у нее запас времени лет в шестьдесят (создана и основательно обучена Суворовым). Еще в темноте этот концентрат времени открывает огонь по точно рассчитанным точкам нахождения французов[37]

.

8 февраля 1807, поздний вечер

Перейти на страницу:

Все книги серии Кинотексты

Хроника чувств
Хроника чувств

Александр Клюге (род. 1932) — один из крупнейших режиссеров Нового немецкого кино 1970-х, автор фильмов «Прощание с прошлым», «Артисты под куполом цирка: беспомощны», «Патриотка» и других, вошедших в историю кино как образцы интеллектуальной авторской режиссуры. В Германии Клюге не меньше известен как телеведущий и литератор, автор множества книг и редкого творческого метода, позволяющего ему создавать масштабные коллажи из документов и фантазии, текстов и изображений. «Хроника чувств», вобравшая себя многое из того, что было написано А. Клюге на протяжении десятилетий, удостоена в 2003 году самой престижной немецкой литературной премии им. Георга Бюхнера. Это своеобразная альтернативная история, смонтированная из «Анны Карениной» и Хайдеггера, военных действий в Крыму и Наполеоновских войн, из великого и банального, трагического и смешного. Провокативная и захватывающая «Хроника чувств» становится воображаемой хроникой современности.На русском языке публикуется сокращенный авторизованный вариант.

Александр Клюге

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Герман. Интервью. Эссе. Сценарий
Герман. Интервью. Эссе. Сценарий

«Проверка на дорогах», «Двадцать дней без войны», «Мой друг Иван Лапшин», «Хрусталев, машину!» – эти фильмы, загадочные и мощные, складываются в феномен Алексея Германа. Его кинематограф – одно из самых значительных и наименее изученных явлений в мировом искусстве последнего полувека. Из многочасовых бесед с режиссером Антон Долин узнал если не все, то самое главное о происхождении мастера, его родителях, военном детстве, оттепельной юности и мытарствах в лабиринтах советской кинематографии. Он выяснил, как рождался новый киноязык, разобрался в том, кто такие на самом деле Лапшин и Хрусталев и чего ждать от пятой полнометражной картины Германа, работа над которой ведется уже больше десяти лет. Герои этой книги – не только сам Герман, но и многие другие: Константин Симонов и Филипп Ермаш, Ролан Быков и Андрей Миронов, Георгий Товстоногов и Евгений Шварц. Между фактом и байкой, мифом и историей, кино и литературой, эти рассказы – о памяти, времени и труде, который незаметно превращается в искусство. В книгу также включены эссе Антона Долина – своеобразный путеводитель по фильмам Германа. В приложении впервые публикуется сценарий Алексея Германа и Светланы Кармалиты, написанный по мотивам прозы Редьярда Киплинга.

Антон Владимирович Долин

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза