Хроника либеральной революции

Что представляет собой сменивший Гайдара Черномырдин? Как человеческий тип, как тип политика, государственного деятеля. По своей внешности, манере держаться, говорить — это стопроцентный советский хозяйственный руководитель, этот самый «красный директор». Как говорится, «не Копенгаген», звезд с неба не хватает, но на земле стоит крепко, обеими ногами.

Абсолютно органично Черномырдин смотрелся бы в Политбюро. Подошел бы, без сомнения, даже на роль генсека. А что, представьте себе: вот Виктор Степанович неспешно поднимается на необъятную трехспальную трибуну Кремлевского дворца съездов и несколько часов подряд вдумчиво вещает об исторических победах советского народа под мудрым руководством КПСС. Вполне вообразимая картина, не правда ли? В принципе, Черномырдин относится к тому же, условно говоря, антропологическому типу, что и Брежнев.

Опять-таки, вещать с трибуны, как и члены Политбюро, Черномырдин может только по-писаному. Стоит ему оторваться от печатного текста и начать говорить «своими словами», — он тут же впадает в фантастическое косноязычие. (Впрочем, при таком косноязычии из его уст по какому-то волшебству природы иногда вылетают совершенно гениальные афоризмы, типа «Хотели как лучше, а получилось как всегда» или «У нас какую партию ни создавай, — все равно получается КПСС».)

Это обстоятельство, — то, что Виктор Степанович даже по внешности, по манерам, по речи человек, в доску свой для номенклатуры, — несомненно, оказалось не последним по важности для Ельцина, когда на VII съезде, в обстановке острого столкновения с оппозиционно настроенными депутатами, он вынужден был делать мучительный выбор между ним и Гайдаром (был еще, правда, Скоков, но это уже отдельный сюжет). Предпочтение, отданное Черномырдину, конечно, заметно охладило петушино-бойцовский пыл нардепов. Хотя этот эффект оказался недостаточным и недолгим.

Впрочем, надо сказать, и самому Ельцину Черномырдин был, конечно, несравненно ближе, чем Гайдар. Генетически ближе. Скорее всего, еще и поэтому после долгих мучений Борис Николаевич тем не менее на удивление легко «сдал» Егора Тимуровича (как уже говорилось, он вполне мог его оставить в качестве и.о. премьера еще на три месяца). Об этом предпочтении Ельцин сам пишет в «Записках президента»:

«Новый премьер (то есть Черномырдин. — О.М.) принес в атмосферу рыночных реформ… неожиданный акцент. Акцент на надежность, прочность, стабильность.

Я уже говорил, что втягивание гайдаровского правительства в жутчайшую идеологическую склоку, в изматывающие дискуссии — нанесло всем нам непоправимый урон. В политическом смысле гайдаровское правительство по изложенным выше причинам оказалось достаточно незащищенным.

Положение совершенно изменилось с приходом Черномырдина. Он понимает, что премьер-министр обязан быть политиком. Обязан, если хотите, прикрывать свою экономическую команду».

Здесь Ельцин совершенно напрасно перелагает на Гайдара ответственность за втягивание в склоки и дискуссии: сам он всегда несравненно активнее, чем Гайдар, в них участвовал. И как их было избежать, если в руках противников реформ оказалось могучее оружие — Конституция, да и все законодательство? Запамятовал это, что ли, Борис Николаевич? Что касается политической незащищенности правительства реформаторов, сам же президент и взялся обеспечивать его защищенность, оставив за собой должность главы кабинета в октябре 1991-го и оставаясь формально в этой должности до лета 1992-го. У Гайдара — вице-премьера, потом первого вице-премьера, потом и.о. премьера — были совсем другие функции, связанные в основном с экономикой, экономической реформой, а не с политикой. Вообще, как можно сравнивать политические возможности «полноценного» (то есть утвержденного) премьера и того, у кого перед титулом стоит приставка «и.о.»?

«Нас с Виктором Степановичем объединяют общие взгляды на многие вещи, — продолжает Ельцин. — Он не приемлет беспринципного политиканства. И вместе с тем не витает в облаках. Это сочетание разумного опыта и выработанных годами принципов присуще людям нашего поколения. По крайней мере в разных, самых критических, самых тяжелых ситуациях понимание у нас с Черномырдиным было полное».

«Не витает в облаках» — это, надо полагать, опять камень в огород Гайдара.

Черномырдин в самом деле — абсолютная противоположность Гайдару. И если бы даже кардинально не различались их взгляды на экономику, на реформы, само столь разительное человеческое различие не могло не вызывать между ними взаимного отталкивания, постоянного напряжения. Этим-то долго подавлявшимся напряжением, я думаю, и объясняется известный неожиданный выпад Черномырдина-премьера против некоего неназванного «выскочки-завлаба», который из завлабов сразу-де готов скакнуть и в кресло вице-премьера, и самого премьера, и даже президента.