Хроника либеральной революции

У парламентской оппозиции доклад Черномырдина, естественно, вызвал раздражение, хотя она и не торопилась вступать в прямую конфронтацию с новым премьером. Один из ее лидеров Владимир Исаков заявил, что из доклада премьер-министра не видно, чтобы правительство готово было пересмотреть экономический курс (естественно, подразумевался гайдаровский курс; то, что Черномырдин отошел от своих собственных первоначальных позиций, Исакова со товарищи, понятное дело, никак не устраивало). Как явствует из доклада, сказал оппозиционер, практика шоковой терапии будет продолжаться. Исаков предрек: поскольку реальных механизмов выхода из кризиса нет, к концу 1993 года промышленный потенциал страны окажется «в плачевном состоянии», а оборонный комплекс России вообще «перестанет существовать как явление природы».

Очень любили оппозиционеры при каждом удобном случае предрекать неизбежный и скорый Апокалипсис. Непонятно было, кого они больше хотят испугать — окружающих или самих себя.

Кто вы, господин премьер?

Конец января. Вот уже более месяца просвещенная публика, хотя бы мало-мальски интересующаяся общественной жизнью, теряется в догадках, относится ли новый премьер Виктор Черномырдин к когорте реформаторов или наоборот.

Признаков того и другого было примерно поровну. С одной стороны, его выдвинул президент, с другой — за него дружно проголосовал Съезд. С одной стороны, он сразу же заявил, что он за рынок, с другой — что «против лавочников». С одной стороны, подмахнул антирыночное постановление о регулировании цен, с другой — быстро его отменил…

Но где-то в двадцатых числах января появились несравненно более веские, чем собственные действия и слова премьера, свидетельства, что Черномырдин все-таки больше тяготеет к лагерю реформаторов, чем антиреформаторов: сезон критики его правительства открыл спикер ВС Хасбулатов.

Конечно, критиковать никого не возбраняется. Это ведь когда еще было сказано, что у нас нет зон, закрытых для нее. Обращали на себя внимание некоторые обстоятельства этой критики. Во-первых, — уже упомянутый небольшой срок с момента избрания нового премьера. Во-вторых, — безапелляционное взваливание на него ответственности за хроническую и, в общем-то, безнадежную проблему борьбы с растущей преступностью (именно с ней была связана критика). И в-третьих — неадекватная угроза «убрать» правительство в случае, если оно эту явно непосильную для него проблему быстро не решит.

Разумеется, неадекватность здесь еще не достигала уровня «червяков», «дилетантов», «растерявшихся ребят» и прочих лестных выражений, которые летели из уст плехановского профессора в адрес правительства Гайдара, но тоже доложу я вам…

К этому моменту Хасбулатов явно оставил надежду увидеть в Черномырдине своего зама по работе с правительством и надежного соратника по антиельцинскому блоку. Выразительнее всего об этом свидетельствовало само время, выбранное для разносных атак на высший орган исполнительной власти, — напряженное время политической борьбы, предшествовавшей апрельскому референдуму. С тактической точки зрения, гораздо выгоднее было бы, если уж не удается сделать нового премьера своим горячим сторонником, попытаться хотя бы нейтрализовать его. Когда же и на это надежды нет, когда все ясно, — тут уж можно идти до конца…

Поездка в Давос

В начале февраля Черномырдин посетил Всемирный экономический форум в Давосе и тут, естественно, предстал еще большим реформатором-рыночником. Он заявил, что «хотел бы развеять атмосферу недоверия, которая складывается на Западе вокруг нового кабинета России», и заверил участников форума, что реформы в России будут продолжаться во что бы то ни стало. По его словам, он «не только за реформы, но и за их углубление и расширение». «Однако, — сказал российский премьер, — мы не будем слепо копировать чей-то опыт — американский, английский, немецкий, японский… У нас есть свой — российский путь».

Как известно, глубокомысленные ссылки на некий особый, таинственный «российский путь» — это фирменное блюдо наших «патриотов»-антирыночников. То, что Черномырдин использовал здесь эту навязшую в зубах формулу, разумеется, просто свидетельствовало о его не слишком большой осторожности в подборе слов. Многие наши деятели считают обязательным при публичных выступлениях за рубежом продекларировать что-то подобное: дескать, мы не какие-то там эпигоны-подражатели, «у советских собственная гордость».

На вопрос о том, готово ли его правительство признать факт банкротства многих российских предприятий, Черномырдин ответил утвердительно.

В действительности закон о банкротстве — один из основных рыночных законов, — принятый с большим опозданием, достаточно ощутимо заработал в России лишь в 1996–1997 годах, и такая задержка также обернулась немалым уроном для еще только формировавшейся рыночной экономики.