Хроника либеральной революции

«Ельцинисты явно переоценили свои силы, понадеявшись, что на этот раз ближайшее окружение президента выступит единым фронтом. Телевизионное обращение Ельцина к народу было записано в субботу (20 марта. — О.М.) утром, еще до того как указ получил надлежащее юридическое оформление. Документ завизировали Сергей Филатов и Сергей Шахрай, но на нем не было подписей… Александра Руцкого и Юрия Скокова… Руцкой и Скоков отказались ставить свои визы на документе… Пока «особый порядок» Бориса Ельцина поддержали только «Демократическая Россия» и партии, входящие в это радикал-демократическое движение. Большинство политических партий и движений, очевидно, выступят против указа президента. О своем несогласии с этим документом уже заявили как центристы («Гражданский союз», Народная партия «Свободная Россия», «Демократическая партия России», Федерация независимых профсоюзов России, Федерация товаропроизводителей), так и оппозиция (Фронт национального спасения, Русский национальный собор, движения «Трудовая Москва» и «Трудовая Россия», Российский общенародный союз, Коммунистическая партия Российской Федерации)».

Сам Ельцин в своих мемуарах объясняет эту задержку довольно невнятно. Он пишет, что его «насторожила» реакция на указ, то есть, надо полагать, реакция тех, кто читал проект документа. По мнению президента, эта реакция была какой-то неадекватной, текст не давал для нее оснований: «В нем не содержалось и намека на какие-либо резкие действия по отношению к депутатам. Не было призыва к роспуску Съезда. Не вводилось даже в каком-то смягченном виде чрезвычайное положение. «Особое положение» (имеется в виду «особый порядок управления». — О.М.), упоминавшееся в тексте, определяло чисто юридическую, процессуальную сторону дела: я объявлял запрет на те решения парламента и Съезда, которые ограничивают полномочия президента России».

Ну, полно, Борис Николаевич, зачем лукавить? Указ, как он был изложен в телеобращении, хотя формально и не распускал ВС и Съезд, но отодвигал их на задний план, президента же наделял абсолютной полнотой власти. И ваши противники оценили его вполне адекватно.

Ельцин пишет: «Тут (то есть столкнувшись с реакцией на готовящийся указ. — О.М.), может быть, впервые в жизни я так резко затормозил уже принятое решение. Нет, не заколебался. А именно сделал паузу. Можно сказать и так: остановился… Практически подписанный указ был приостановлен, над ним снова началась работа. Слова об особом положении (тут опять имеется в виду «особый порядок управления». — О.М.) мы убрали».

Объяснение, как видим, весьма невразумительное. Все говорит о том, что Ельцин именно заколебался. Более того, осознал ошибочность предпринятого шага. И не просто остановился, а дал задний ход. Причем сделал он это не столько из-за позиции Хасбулатова, Руцкого, Зорькина, депутатов, — которая была вполне предсказуемой, — сколько, по-видимому, осознав тот факт, что ему не хватит сил преодолеть сопротивление своих противников: силовые структуры недостаточно надежны.

Позиция армии

Откуда могло взяться такое представление? Были ли для него объективные основания, или президент опирался тут на внутреннее, интуитивное ощущение?

В принципе, имелись свидетельства и за, и против упомянутого представления.

Как уже говорилось, сразу же после телеобращения Ельцина и.о. спикера Юрий Воронин, по его словам, связался с силовыми министрами, и они заверили его, что будут действовать строго в рамках Конституции. То есть, по крайней мере на словах, не выразили какого-то определенного намерения занять ту или иную сторону (хотя, с другой стороны, кто же будет заранее раскрывать свои намерения?).

Главной, конечно, была позиция армии, официальная и неофициальная, имея в виду скрытый, недоступный невооруженному глазу расклад сил в армейских рядах.

20 марта, еще до того как телеобращение Ельцина вышло в эфир, в Москве в Парламентском центре состоялось мероприятие оппозиционно настроенных военных отставников — Офицерское собрание московского региона. Выступивший на нем известный активист из числа противников Ельцина председатель Союза офицеров подполковник Станислав Терехов настаивал, что в нынешний «критический период» армия «не может быть вне политики» и надо решить, на чьей именно стороне она будет. Терехов обвинил министра обороны Павла Грачева в «государственной измене», поскольку, мол, тот, на словах выступая против вовлечения армии в политику, на самом деле «тайно поддерживает президента».

Раздавались прямые призывы: «Пора прекратить болтовню о том, что армия вне политики… Мы можем поставить на колени кого угодно!».

Кого отставники собирались «поставить на колени», нетрудно было догадаться.