Хроника лишних веков (рукопись)

Мне было трудно представить тяжесть такого приговора. Я понимал смутно: «отлучение», вероятно, означало потерю права очередного рождения… то есть… что? Исчезновение?… некая консервация души в самом глубоком круге здешнего ада?

— Но ведь выбор сделан тобой, Рингельд, — сказал я, вспомнив, что в античном разговоре богов и героев нет обращения на «вы».

— У меня не было выбора, — совсем заинтриговала меня Рингельд. — Этим мы отличаемся от Свободных… Посмотри вниз, Свободный!

Харита, планета Белого Круга, выглядела со стороны как бильярдный шар с ущербом в виде круглого темного пятнышка. То было отверстие над фортом. И вот оно стало быстро затягиваться мутно-голубоватой дымкой.

«Пространство закрывается! — с легким трепетом догадался я. — Кто-то закрывает его…»

— Сбывается, — молча прошептала Рингельд.

— Есть пророчество вне Предания? — опять догадался я.

— Да… Оно возникает в памяти каждого воина, как только он восходит на Белый Круг.

— Программа?

– Нам не положено называть… — качнула головой Рингельд. — Пророчество гласит: «В день, когда закроется пространство, падут врата Валхаллы…»

— Конец мира? — не нужно было быть пророком, чтобы предвидеть это.

— Не знаю! — отрезала Ригнельд. — Нет шага назад.

Как-то буднично выглядел тут конец света… тихо. Может, таким он и должен случиться?

Мы неслись в кромешной тьме чужого, беззвездного космоса и молчали.

Когда я заметил во мраке тонкую радужную ленточку, Рингельд подняла руку и сказала:

— Граница Круга.

Радужный диск возник в воздухе прямо перед ее лицом. Я заметил некий ритуальный жест — Рингельд словно бы вычертила на диске не известную мне руну. В следующий миг весь космос полыхнул белой вспышкой.

«Неужто!..» — мелькнула апокалиптически озорная мысль.

В НАЧАЛЕ БЫЛО

Планета Истока

Я ошибся — путешествие благополучно продолжалось.

Перед нами сиял выпукло-голубой лик Планеты Истока. Земля… Или ее копия.

Несколько крутых долгих маневров заставили меня закрыть глаза и побороться с тошнотой. Когда я вновь поднял веки, внизу уже расстилался знакомый пейзаж: леса, леса до горизонта.

Аппарат завис над кронами вековых дубов. Прозрачный пол «осы»-дирижабля под нами исчез, учтивый воздушный вихрь опустил нас на шишкинскую полянку.

Я с удовольствием вздохнул. Пахло моим миром… Даже если это была лукавая копия… Но, может, и сам я был всего лишь копией того человека, что замерз в манчжурских сугробах?

Те миры, которые я недавно пронзал метеором, как будто не имели никаких запахов. Здесь пахло всем родным — чуть ли не дымом Отечества… Но: Антарктида, не мало CI-й век, а может — и весь МI-й… «и все это прелесть бесовская», — ни в шутку, ни всерьез предупредил я себя.

Рингельд, щурясь, обследовала ясные голубые небеса и сказала:

— Никого!

— Врагов не стало, верно? — тихо удивлялся я ее милой недогадливости.

Она посмотрела на меня и болезненно улыбнулась:

— Возможно, все они собраны в одном…

Я обиделся сразу и крепко:

— Предполагайте все, что вам заблагорассудится, сударыня… Но не вы ли сами называли меня «Свободным»?

— Да, — без колебаний признала Рингельд. — Извини, Свободный… Нам пора.

У края поляны, прежде чем войти в лесную чащобу, она повернулась назад и вскинула боевую клешню. Сгусток бело-синего огня ударил «осу» точно в прозрачную голову. Гигантская магниевая вспышка затопила мир, а когда я прозрел, лишь крохотные сверкающие капельки еще падали на траву. Огромной межзвездной машины как не бывало.

— Слишком многое остается для меня загадкой, Рингельд, — не выдержал я.

Она скрыла глаза под маской-«ареной», и настроение мое сразу упало. Она двинулась по тропе, а я побрёл за ней… Впрочем, «побрёл» душой, а телом-то еле поспевал за ее размашистым петровским шагом.

— Всем известно, что Свободные почти как боги, — сказала она, словно додумав какую-то очень важную мысль.

— Кто это внушил вам? Сами боги? — уточнил я.

— Да.

— Однако боги не смогли предотвратить ваш побег…

— Я была уверена, что даже не успею покинуть дом…

— И вот еще вопрос: откуда в вашем гардеробе… то есть в доме воина Белого Круга взялся костюм простого оператора… да еще нужного размера?

Рингельд резко повернулась и нависла надо мной. Я задрал голову и подумал: «В сущности, просто гуляет по лесу большая тётя с малышом».

Рингельд порывисто сняла маску.

— Ведь тебе, Свободный, известно, что я — изменник! — прокричала она, плотно сжав губы.

Мы долго смотрели друг на друга — я — вверх, она — вниз. И я постиг, в чем мой грех: этот мир с его диковинным часовым порядком, кастами, Кругами, аренами был так чужд мне, так глубоко неизвестен, что я невольно принимал его обитателей за неодушевленных марионеток.

Вот к какому неожиданному выводу я пришел: наверно, мы так же думали про японцев в девятьсот четвертом году… а потом на те вам — Цусима!

Я так и сказал Рингельд, невольно перейдя про себя на «ты», чтобы очеловечить ее:

— Прости меня. Ваш мир так не похож на наш, что я до сих пор вас за людей не принимаю.

— Да… Ты — Свободный, — впервые улыбнулась надо мной Рингельд.

Грустная была улыбка.