Хроника объявленной смерти. О любви и прочих бесах. Вспоминая моих несчастных шлюшек

Там были уникальные произведения, за которые в Испании можно было угодить в тюрьму. Делауро узнал их, жадно листал, а потом с болью душевной ставил обратно на полки. Наряду с нетленным сочинением «Фрай Герундио» его особый интерес вызвало полное собрание сочинений Вольтера на французском языке, в том числе перевод на латинский вольтеровских «Философских писем».

– Вольтер по-латыни – это же редчайшая греховная публикация, – шутливо заметил он.

Абренунсио сообщил, что книга переведена каким-то монахом из Коимбры, который позволял себе такую роскошь, как перевод редких книг на радость паломникам. В то время как Делауро листал книгу, медик поинтересовался: знает ли он французский?

– Не разговариваю, но читаю, – ответил Делауро по-латыни. И добавил без капли чванства: – Читаю также по-гречески, по-английски, по-итальянски, по-португальски и немного по-немецки.

– Я спросил вас об этом, услышав ваше суждение о Вольтере, – сказал Абренунсио. – Действительно великолепная проза.

– Можно позавидовать, – сказал Делауро. – Жаль, что он француз.

– Вы так говорите, потому что вы – испанец, – заметил Абренунсио.

– В моем возрасте и с такой смешанной кровью, как у меня, нельзя точно определить, кто я на самом деле, – отозвался Делауро. – И откуда я родом.

– Про то никто не знает из нас, живущих на этих землях, – сказал Абренунсио. – Может, через века измыслят для нас какое-либо определение.

Делауро поддерживал беседу, не отрываясь от книг. Внезапно, как это с ним часто бывало, он вспомнил о книге, которую у него, двенадцатилетнего мальчишки, когда-то отобрал ректор, о книге, которую втайне всегда мечтал найти с помощью случая или чуда.

– Вы помните название? – спросил Абренунсио.

– Никогда не знал, – сказал Делауро, – и многое бы отдал, чтобы прочитать до конца.

Не говоря ни слова, медик через минуту протянул ему книгу, которую Делауро узнал с первого взгляда. Это было старинное севильское издание «Четырех фолиантов Амадиса де Гаулы». Делауро глядел на книгу, листая страницы дрожащими руками, и прекрасно понимал: он балансирует над пропастью. Наконец отважился спросить:

– Вам известно, что это запрещенное сочинение?

– Как все лучшие беллетристические сочинения нашего времени, – ответил Абренунсио. – Вместо них печатают трактаты для ученых мужей. Что же остается нам читать, как не пустые рыцарские романы, да и то тайком.

– Не совсем так, – сказал Делауро. – Сто экземпляров последнего тиража «Дон Кихота» здесь прочитали уже в год его издания.

– Нет, не прочитали, – сказал Абренунсио. – С таможни книги отправлены неизвестно куда.

Делауро не ответил, продолжая с волнением рассматривать великолепный экземпляр «Амадиса де Гаулы».

– Этот том бесследно исчез девять лет назад из отдела секретного хранения нашей библиотеки, – сказал он.

– Вполне возможно, – отозвался Абренунсио. – Но кое-что известно о дальнейшей судьбе этого исторического экземпляра: почти целый год он переходил из рук в руки более чем дюжины разных лиц, трое из которых умерли странной смертью. Я уверен, что они пали жертвой какого-то неведомого воздействия.

– Мой прямой долг – донести об этом Святой Инквизиции.

Абренунсио не принял это заявление всерьез.

– Разве я распространяю ересь?

– Нет, но я должен был бы так поступить, ибо нашел у вас запрещенную враждебную книгу.

– Эту книгу и еще множество других, – сказал Абренунсио и указательным пальцем обвел по воздуху книжные залежи. – Но если бы я раньше знал, что вы именно для этого сюда явились, я не открыл бы вам двери. – Обернувшись к гостю, он добродушно продолжил: – Однако я рад, что вы пришли, и рад вас видеть здесь.

– Маркиз беспокоится о судьбе дочери и попросил меня зайти к вам, – сказал Делауро.

Абренунсио предложил ему сесть рядом, и оба предались греху многословия, а в это время апокалиптический шторм сотрясал море. Медик обстоятельно и со знанием дела изложил историю такой болезни, как бешенство, начиная с зарождения рода человеческого; говорил об ущербе, нанесенном бешенством человечеству; о том, что за тысячу лет медицина не научилась врачевать эту страшную болезнь. Он привел потрясающие примеры того, как бешенство, равно как помешательство и другие душевные заболевания, принимают за дьявольскую одержимость. Что касается Марии Анхелы, то с момента укуса прошло слишком много времени, чтобы считать ее больной. Единственная реальная опасность состоит в том, заключил Абренунсио, что она, как это случилось со многими другими, может погибнуть от жестоких актов экзорцизма.