«В 1993 году военная контрразведка всерьез заинтересовалась программой «Мясник», которую начало КГБ еще в восьмидесятых годах для борьбы с диссидентами и цеховиками. В те годы были развернуты громкие процессы против подпольных дельцов. Особенно большие дела велись в Средней Азии. Тогда следователи столкнулись с отчаянным сопротивлением коррумпированной верхушки партийного руководства и цеховиков. Многие свидетели просто исчезали. Или боялись давать показания. А богатые дельцы неожиданно быстро уезжали за рубеж.
Для борьбы с ними КГБ потребовались верные и послушные люди. Было решено использовать опыт сотрудничества с психиатрами, которые с подачи госбезопасности объявляли сумасшедшими врагов советского режима.
Нужных людей набирали (или делали) в психиатрических клиниках. Или пропускали в психушках? Или проводили через дурдомы? Источник обещал это уточнить. (Операция «Мясник» — это бомба, сказал он.) После перестройки операция была приостановлена. Но кому-то из генералов-особистов идея понравилась. И они решили возобновить программу. Источник не смог назвать всех подробностей — доказательства будут на следующей неделе…»
— По-моему, это писал сам Белугин, — сказал Гольцов.
— Похоже на то.
— И похоже, что ему лапшу на уши вешали. Чушь какая-то: психушки, дельцы, КГБ. Бред.
— Но рапорт — это не бред.
— Здесь какая-то тайна! — Михальский яростно почесал бритый затылок. — И Белугин искал на нее ответ.
— Могли его за это убить? — Георгий внимательно посмотрел на друга.
— Десять раз могли! — воскликнул Яцек.
Стопочки документов были разложены на полированном столе в рабочем кабинете Михальского. Будто высохшие листья на надгробной плите.
— Тут было за что убить, — согласился Гольцов, посмотрев на стол. — Многое из этого он не напечатал.
— Не успел? — задумчиво произнес Яцек.
— Или не смог. Все может быть. Но связь прорисовывается: отдел — Белугин — взрыв. Думаю, Ермаков где-то прослеживается и за стратегическими материалами, и за «Мясником». Вопрос: кто действовал против него? Кто поставлял Диме иную информацию? Может, Заславский?
— Может, — Яцек поднялся, отодвинув мягкое кресло на колесиках, и стал убирать в сейф документы.
— Погоди, знаешь, с кем неплохо было бы поговорить? С Самойловым. Помнишь, особист, который работал с Вощевозом?
— Что это ты о нем вспомнил? Вряд ли здесь что-то проклюнется. Но попробовать можно. Ладно, давай разбегаться, мне пора. — Яцек достал из фанерного шкафа кашемировое пальто. — У меня встреча с дамой.
— С Ксенией?
— С ней самой.
Глава 12
Ксения не могла понять, как и когда она допустила ошибку. И позволила жизни полететь под откос, подобно яркой легковой машине, сорвавшейся с извилистой горной дороги в пропасть.
Она лежала, запахнув халат, на мятых простынях. В ее глазах была отчужденная пустота. А в ванной чем-то гремел и что-то напевал Яцек. Мягко шумел душ, как осенний дождь.
Покрытая пылью комната обставлена итальянской мебелью, между которой беспорядочно валялось белье. Все стулья завешаны рубашками разной степени свежести. Внизу шкафа навалены плечики.
Когда Яцек первый раз привел ее в эту пропитанную холостяцким духом квартиру, девушка была шокирована. То же самое, наверное, могла бы чувствовать белочка, попавшая в берлогу медведя-шатуна.
Всю жизнь Ксения старалась избегать таких мужчин, как Яцек. Она выстраивала между ними и собой незримую стену, через которую не мог пробиться ни один хищник мужского пола.
Девушка считала, что ограждает себя великой китайской стеной. На самом деле она оказалась стеклянной теплицей, в которой рос прекрасный цветок. Пока он был маленьким, на страже стояли строгие родители. Но чем взрослей и красивей становился цветок, тем больше слабела их бдительность. Они не могли противостоять напору внешнего мира.