Хроника отложенного взрыва

— Нет, по-настоящему закрыта. Со вчерашнего дня. Но это секретная информация.

— Спасибо за доверие. Постараемся оправдать: никому не расскажем. Но и вы должны пойти нам навстречу.

Михальский бросил файл на журнальный столик. Ермаков расхохотался.

— Вы что, вербуете меня? — сквозь смех спросил он. — Так на чем собрались брать, на этом? Да и смысла я по-прежнему не понимаю. Что вы хотите узнать? Спросите, отвечу как на духу. Я человек без пяти минут отставной, мне скрывать больше нечего.

Про себя Ермаков отметил, что у него неплохо получается и эта роль: добродушного простака пенсионера, к которому пристают с глупыми вопросами. А вот наглые гости стали все больше раздражать. Если сначала он отнесся к ним как к шаловливым детям, неопасным в принципе, то теперь это были назойливые мухи. Тоже не опасные, но уже противные.

— Вы знаете, что мы хотим спросить. — Голос Яцека стал жестким. — Но вы еще не готовы откровенно разговаривать про дело Белугина.

— Почему вы так считаете? — Адмирал изобразил удивление. — Что мне скрывать? Преступление раскрыто, дело в суде.

— Мы предполагали, — заговорил Гольцов, — что вы не станете делать тайны из отношений с Еленой Германовой.

Ермаков даже не сразу понял, о ком речь. Он крайне редко вспоминал фамилию любовницы, которую узнал через несколько недель после попадания в совместную постель.

— Нет, не стану, — кивнул адмирал.

— Так же как не вынудит вас к откровенности и информация про «Мясника».

— Что значит — вынудит к откровенности? — Ермаков сделал вид, что возмущен и оскорблен такой постановкой вопроса, искренне не понимая, чего от него хотят.

— Поэтому мы оставим это в довесок, — спокойно продолжал Георгий. — Если не договоримся, данная информация, конечно, пойдет куда надо. Но будет такой мелочью по сравнению с тем, что мы приготовили, что даже упоминать не стоит.

Впервые за время разговора Ермаков напрягся. Не то чтобы испугался — заинтересовался.

— А приготовили мы вот что… — Георгий замолчал, выдерживая театральную паузу.

Повисла гнетущая тишина. Ермаков с удивлением почувствовал, как тревожно сжалось сердце.

— Вы продаете оружие арабским террористам. Вот копии документов, которые мы можем представить на суд общественности и прокуратуре. — Гольцов достал из кейса кипу бумаг. — Несколько террористов уже арестованы с пистолетами ГШ-188, российского, как вы знаете, производства. Полиция Германии проводит расследование. Вот здесь написано, как вы переправили оружие в Европу. Сейчас планируете продать туда же взрывчатку. Только, как вы и сами знаете, террористы — это не конечный адресат, они всего лишь посредники. На самом деле покупатель Ирак.

Гольцов говорил жестко и уверенно, не оставляя времени для возражений. Он словно забивал гвозди:

— Если об этом станет известно, Генпрокуратура вас просто размажет, ибо неприятности с Америкой сегодня никому не нужны. — Голос Георгия звучал тверже стали. Его личное мнение, что справка может попасть в брюхо чьего-то сейфа, адмирала не касалось.

Ермаков постарался расслабиться, хотя бы внешне. Удар все-таки был неожиданный. И сильный. То, что Гольцов и Михальский знали про «Праведный гнев», ошарашило.

Самое страшное не то, что они знали, а то, что он допустил утечку. Если об этом узнает Полуяхтов… А если долетело до ушей Михальского с Гольцовым, значит, может долететь и еще куда… Вот это неприятность.

— Вы увольняетесь из органов, чтобы перейти в «Гособоронэкспорт», — продолжал Гольцов. — Но мы можем испортить вам всю малину. Поместим в базу данных Интерпола. После этого не то что по делам, а даже отдохнуть вы сможете выехать разве что в Белоруссию. Что, конечно, для вас не так уж плохо.

Гольцов с хитрецой посмотрел на адмирала:

— Но вы же понимаете, что после огласки никто не даст и гроша за вашу жизнь и свободу?

Про жизнь Гольцов ввернул для красного словца. Но Ермакова шокировало именно это слово. «Они знают и про Полуяхтова!» — с испугом подумал он. Это могло стать не просто нокаутом, а смертельным нокаутом. Всегда становится горько и досадно, если недооценить противника.

— Так что у вас, по-моему, только один выход… — Георгий опять сделал многозначительную паузу.

— Хорош агитировать за советскую власть, — резко произнес адмирал. — Что конкретно вы хотите?

— Кто убил Белугина? — с нажимом в голосе спросил Михальский.

Хозяин дачи глубоко вздохнул и потянулся к мини-бару.

— Хотите виски, коньяк? — спросил он у гостей.

— Отравленный? — с улыбкой поинтересовался Михальский.

— Нет, отчего же, — добродушно сказал Ермаков, наливая себе коньяк. — Вас уже поздно травить. Раньше надо было.

Он залпом выпил.

— Это вы правильно заметили, — жестко произнес Яцек. — Но раз не успели, теперь вам придется выложить всю правду про убийство Белугина.

Они с Гольцовым заранее договорились: давить на адмирала до последнего, не принимая никаких отговорок. Если он не убивал, то по крайней мере знает настоящих убийц. А если не знает — ему же хуже.