Хроника рядового разведчика. Фронтовая разведка в годы Великой Отечественной войны. 1943–1945 гг.

Выдержка и решительность — это то, что ценится в разведчике. Сейчас это наше оружие. А драгоценные секунды бегут... Наконец, дана команда — приготовиться, а потом последовал короткий и резкий, как выстрел, взмах руки. И вся группа, как один человек, броском устремляется вперед. Мы уже наверху. Рывок Шапорева на себя — и пулемет в его руках. Немец от неожиданности истошно закричал. Трое — Неверов и мы с Канаевым — хватаем немца за воротник, руки и тащим его из окопа. Но в следующий миг из-за ближайшего поворота траншеи, находящегося у торца кирпичного здания, летит граната и попадает в окоп к пулеметчику. Мы с Канаевым бросаем немца и укрываемся за бруствером. Но Неверов мертвой хваткой держит его за воротник. Взрыв. Резкий запах тротила бьет в нос. Мы снова бросаемся к немцу и пытаемся вытащить его из окопа. Он обмяк и выскальзывает из рук. Взрывом гранаты у него оторваны ступни ног. Он, возможно, уже мертв. Нам же нужен «язык» живой, здоровый.

— За поворотом в траншее — немец! — кричит Дышинский.

Это затаился тот, который бросил гранату. Стремглав бросаемся за ним. Немец убегает, но мы успеваем перекрыть траншею, и ему удается прошмыгнуть в блиндаж. Мы врываемся за ним следом. Здесь немец пытается оказать сопротивление. Получаю удар и я. Неверов как-то изловчился и со всего плеча саданул немца в переносицу. Мне показалось, что под кулаком что-то хрустнуло. Голова немца резко дернулась, и он, словно боясь ее потерять, схватился за лицо. Еще мгновение — и Иван заламывает немцу руки и, как куль, бросает его на свою широкую спину. Иван бежит с пленным по траншее, мы пытаемся помочь. Траншея глубока, но узка, и наша помощь малоэффективна.

— Иван, наверх, — хрипит Дышинский и, ухватившись за воротник, пытается стащить немца с его спины. Но разве можно добычу вырвать из рук Неверова в такой критический момент? Траншея кончается, и Иван начинает карабкаться с ношей наверх. Во всей его фигуре — яростная сосредоточенность и динамизм. Мы помогаем ему, вцепившись в пленного. Наконец общими усилиями вытаскиваем их из траншеи, и Иван, не останавливаясь, бежит к провалу, не задерживаясь, прыгает вместе с пленным вниз на снег, ни на миг не выпуская прикипевшую к рукам ношу. Мы с Канаевым следуем за ним. Вокруг разгорается бой. Замечаю стоящего во весь рост Шапорева, стреляющего из трофейного пулемета. Во вражеских траншеях рвутся гранаты — вступила в бой группа прикрытия. С ними и Дышинский. Он все успевает видеть, сквозь тревожную какофонию звуков пробиваются отрывистые слова его команд.

На бегу удается заметить, что Неверов и пленный — ранены, но сейчас не совсем удобный момент для оказания им помощи. Нестройно бежим по провалу, совсем не думая о том, что в следующий миг можем свалиться в бездну.

Немцы всполошились. Перед тем как выскочить из этого ненадежного укрытия, с ходу бросаемся в снег и осматриваемся — все ли здесь? А вот подбежала и группа прикрытия. Она, как и мы, бросается в снег. Все затаиваемся. Но ведь в любой момент нас здесь могут легко обнаружить. Надо отходить, и как можно скорее. Сейчас думаем, хотя и не говорим об этом друг другу — только о сохранении пленного. Иван по-прежнему не выпускает его из рук.

— Вперед! — шепотом командует нам Дышинский.

Все дружно выскакивают из провала — мы с пленным устремляемся к нашим траншеям, а группа прикрытия открывает огонь по ожившей огневой точке, стараясь подавить ее и одновременно вызвать огонь на себя. Бежим, а по дороге ни одного укрытия, где можно переждать настильный огонь врага, особенно сейчас, когда мы видны как на ладони. Огонь врага нарастает. Это подключаются немцы, прибежавшие на помощь с соседних участков.

Вжиг... вжиг... вжиг... — мечутся вокруг нас разноцветные светлячки трассирующих пуль. За спиной небо расцвечивается ракетами. Чиф... чиф... тьиу... тьиу... — разноголосо высвистывают пули, рикошетом уходя из-под ног. Бежим рывками, бросаясь из стороны в сторону. Но это не помогает. Пулеметная очередь прожигает ногу одному, через несколько секунд падает как подкошенный, лицом в снег, другой. Подхватываем их и бежим, волоком унося раненых. Пленный тоже стонет — не уберегли. К нам на помощь приходят товарищи из группы прикрытия.

Бежим согнувшись, что есть мочи, глаза заливает пот, и нет времени вытереть его, да и руки заняты. На бегу, неуловимым движением тыльной стороны руки успеваю подправить шапку, съехавшую на глаза. Кровь стучит в висках. В голове только одна мысль — скорей бы траншея...

Бежим, а расстояние до траншеи почему-то сокращается нестерпимо медленно. А вслед нам хлещут пулеметные очереди. Проходит еще несколько секунд кошмарного бега. Покидают последние силы. Спотыкаемся, поднимаемся, снова спотыкаемся, подхватываем вновь раненых товарищей и волоком тянем выскальзывающие из рук ноши, и вперед, только вперед, к своим траншеям.

Я не вижу ничего вокруг, но каким-то шестым чувством ощущаю, что и наши минометчики включились тоже в работу, и, обернувшись назад, вижу, как на позициях врага, которые мы только что покинули, с грохотом рвутся мины.