Хроника смертельной весны

Ну, наконец-то! Она с торжеством перевела дух. Наконец-то он выплюнул это горькое полынное слово «Развод»! Наконец-то он, ее терпеливый, выдержанный муж, сбросил маску невозмутимости. Долго ж ей пришлось ждать!

Последние полгода, проведенные в ватной тишине и выматывающих недомолвках, приучили ее к определенному распорядку: Сергей просыпается, молча, стараясь не разбудить жену, встает, двигаясь максимально бесшумно, принимает душ в гостевой комнате, завтракает на кухне, под надзором неодобрительно громыхающей посудой Тересы. А Катрин, только когда слышит, как за ним захлопывается входная дверь, завязывая пояс шелкового халата, с облегчением подходит к окну, чтобы посмотреть, как муж садится в машину. Несколько раз он поднимал голову, видел жену за кружевной занавеской, но даже не трудился помахать ей на прощание. И она просто провожала его остывшим взглядом, а когда его хайлендер отъезжал от тротуара – поворачивалась, и шла заниматься рутинными делами. Так лондонская дождливая осень сменилась промозглой зимой, на смену мокрому снегу пришло первое весеннее тепло, а она замечала только, что ее живот рос, ребенок толкался, не давая ей спать, а на сердце глыбой льда лежала звериная, лютая тоска. Когда Сергей, забывшись, тянулся к ней ночью, она принимала его, стараясь быть нежной. Но после того, как муж засыпал, она тяжело вставала с кровати, плелась в ванную, и сидела на крышке унитаза, уставившись в одну точку, зябко кутаясь в шаль с длинными кистями…

И вот, наконец, он решился бросить ее, бросить их нерожденного сына – совсем как когда-то ее отец – предательски и равнодушно. А чего, собственно, она ждала – что он будет и дальше мириться с ее душевными терзаниями и невыносимым чувством вины? Между тем, Булгаков мрачно следил за тем, как Катрин меняется в лице.

– Я думаю, тебе лучше уехать в Москву, – тусклым голосом заявил он. – А там посмотрим.

– На что посмотрим? – слова застревали у нее в горле. Вот оно! Наконец-то он понял, что такая жена, как она, ему вовсе ни к чему. Наконец-то он понял, что свою страстную любовь к ней он всего лишь придумал. А то и того проще – его тяга к ней была проявлением примитивного инстинкта альфа-самца. Разве она способна пробудить истинную нежность? Даже родной отец – первый мужчина в жизни девочки – покинул ее без колебаний. Она, Катрин, обречена вызывать лишь низкое, похотливое любопытство. Что до недавних пор двигало мужчинами, клявшимися ей в любви? Либо азарт обладания ею как вещью – за пятнадцать лет связи с Орловым она совершенно к этому привыкла. Либо острое, испепеляющее влечение, которое свело в могилу Олега Рыкова – и едва ее саму не затянуло в пылающую бездну. Так почему она решила, что Сергей станет исключением в списке трагических разочарований? Для него она – просто приз, полученный в жестокой схватке и потерявший ценность за отсутствием конкурентов. А теперь он еще и отсылает ее в Москву.

– Решено, я уеду, – Катрин пыталась говорить спокойно, но губы ее предательски дрожали.

– Завтра я возьму тебе билет, – пообещал он. – Собирайся.

– Ты приедешь к родам? – чуть слышно спросила она.

– Не знаю. Постараюсь, – уклончиво ответил он так, что она поняла – не приедет.

– Лучше б ты бросил меня там, в Репино, – голос ее сорвался на рыдание – она сама едва понимала, что говорила. – Лучше б Рыков меня убил.

Булгаков тяжело поднялся и стал сгребать со стола всякую мелочевку – из той, которую мужчины имеют обыкновение таскать в карманах – ключи от машины, бумажник, телефон и зарядка к нему, наушники и что-то еще…

– Я не хочу с тобой спорить, – он устало дернул головой. – Это бесполезно.

– Конечно. Что толку спорить с тем, кто тебя предал.

– Я – тебя – предал? – он резко повернулся к жене. – Да как ты смеешь?!

Она не отрывала от него усталого и равнодушного взгляда: – Смею, – пожала она плечами. – Чем еще ты меня испугаешь?

– Катрин, это бессовестно, – выдохнул Сергей. – Ты не замечаешь меня, я словно мебель… да нет, я словно грязь у тебя под ногами, а ты еще осмеливаешься упрекать меня?

– Это ты совсем меня не замечаешь, – прошептала она. – Я совершенно тебе не нужна.

– Катрин, опомнись, опомнись! – он схватил ее за плечи. – Ты скользишь по мне взглядом, как по стенке, я для тебя пустое место, и я…

– Я, я, я! – горько усмехнулась она. – Есть ли место для меня в твоих терзаниях?

Он не дал ей закончить:

– Да если б не твой живот, я бы тебя…

– Что? – глаза Катрин щипало, она сдерживалась из последних сил, чтобы не разрыдаться. – Что б ты со мной сделал? Ударил бы?

Опомнившись, он отпустил ее так же резко.

– Иногда мне кажется… Впрочем, довольно. Не бойся. Это я так… Хорохорюсь…

Она опустилась на стул и спрятала лицо, отгородившись от него ладонями:

– Мне действительно лучше уехать. Все, хватит, оставь меня. Проваливай на свою работу…