Хроника смертельной весны

— Дружили, — согласился Рыков. — До определенного момента. Пока однажды она не подняла его на смех перед всей компанией. Тогда он возненавидел ее смертельно. И если вспомнишь, с чего все началось… нашу вечеринку у Антона. Ту, после которой я убил Полину…

Он так спокойно говорил об убийстве, что Виктора передернуло от отвращения.

— Вспомнил? Тогда Орлов зверски избил Катрин — из-за провокации Кортеса[184]. Да тот сам признался там, в Серебряном бору. Рассчитывал, что Катрин придет к нему ночью. Не на ту напал… Хотя… черт его знает — не вернись Орлов той ночью в Тохину квартиру, может она и…

— Да ты сам не веришь в то, что говоришь.

— Не верю. Но исключить такую возможность не могу. Ведь она…

— Фильтруй базар, скотина, — процедил Виктор. — Ты говоришь о жене моего друга.

— Прежде чем она стала его женой, она была моей, — напомнил Рыков надменно.

Виктор уничижительно смерил его взглядом: — Твоей? Это ту полуживую, истекающую кровью женщину, которую Булгаков вынес из композиторского дома, ты называешь своей?

Даже в полумраке гостиничного номера было заметно, какой синеватой бледностью залило лицо Олега Рыкова: — Это… это… если б он не сломал мне шею…

— Тогда бы ее сейчас не было на свете, — перебил его Виктор.

— Да, наверно, — Рыков прикрыл глаза. — Я был вне себя и просто…

— Рассердился?.. — невинно поинтересовался Глинский.

— Ты ничего не понимаешь… — было слышно, как Рыков скрипнул зубами.

— Послушай… Возвращайся добром.

— Нет, это ты послушай, полицай. Ты зарвался. Все, что хотел узнать, ты узнал. Теперь ты уедешь отсюда. Обещаю, обо мне ты больше никогда не услышишь. И не вставай более на дороге — удавлю. Подумай об Алике и Максе. Он тебя как называет?

— Папой, — ответил Виктор после секундной паузы.

— Вот пусть и дальше называет. — Рыков погасил свет, и Виктор услышал пиканье внутреннего кнопочного телефона, а затем: — Mademoiselle? Je ne peux pas ovrir la porte de la chambre vingt deux… Oui, du dedans. Merci…[185]

Первые числа сентября 2014 года, Париж,

— Браво! Браво! — от оглушительных воплей публики, казалось, вот-вот рухнет плафон с летящими фигурами Шагала. Шквал аплодисментов бушующим валом накрыл оркестр и артистов, вышедших на поклон в третий раз. Борис, придерживавший руку Анны, сделал неуловимое движение, подталкивая приму вперед, и она, взмахнув изящно кистями, присела в глубоком реверансе. Служительница несла ей белые розы — которые и букетом трудно было назвать — творение лучшего флориста отеля Georges V. Несомненно, от Франсуа. Она прижала цветы к груди и подняла украшенную крохотными фиалками головку к ложам первого яруса. Да, конечно, вот и он. Кричит вместе со всеми: «Браво!» и не отрывает от нее горящего взгляда. Она узнала этот взгляд, полный любви и гордости — до него, герцога Альба, только один мужчина смотрел на нее так — Антон Ланской. Анна ощутила, как колоколом забилось ее сердце. Она подняла руку и помахала Франсуа, а он в ответ прижал ладонь к губам, а потом приложил ее к левой стороне груди.

Занавес, шелестя алыми волнами, скрыл танцовщиков от восторженных глаз публики. Служительница выскочила из-за кулис и поспешила к Анне, протягивая руку к розам — сейчас она должна вновь выйти на поклон, уже из-за закрытого занавеса, и цветы полагалось отдать, но Анна сделала протестующий жест — нет, она ни за что не расстанется с этим символом его любви. Пусть видит, как он дорог ей. Борис — Колен[186] потянул ее к выходу на авансцену — другая служительница уже чуть отодвинула тяжелый бархат:

— Готова? — Борис довольно улыбался. — Ты чудо, подруга!

— Ты великий танцовщик, Боренька, — Анна улыбнулась ему в ответ. — Спасибо тебе!

— Всегда пожалуйста, — с этими словами он вывел ее на авансцену. И вновь зал Опера де Пари взорвался приветствиями русскому балету… И вот, на пике этой оглушительной волны, занавес медленно распахнулся, явив публике замерший в ожидании кордебалет и — серьезного до чрезвычайности директора Жоэля. Властным жестом он заставил аплодисменты смолкнуть. Заинтригованная публика не могла оторвать глаз от сцены, а сердце Анны бешено заколотилось — подобное антре могло означать только одно. Звукорежиссер вынес на сцену микрофон. Директор откашлялся и произнес:

— По предложению Аурелии Дюпон, директрисы балетной труппы Парижской Оперы, я, Николя Жоэль, директор Парижской оперы, счастлив, провозглашая Анну Королеву новой этуалью Национальной Парижской Оперы после исполнения ею партии Лизы в балете «La Fille mal gardée» на музыку Луи Жозефа Фердинанда Герольда, на сцене Опера Гарнье третьего сентября 2014 года…