– Это правда, ваша светлость. Хотя слухи, конечно, ходят, полный двор слухов, если можно так выразиться.
– «Полный двор слухов» – это хорошо сказано!
На его лице появилась слабая тень улыбки.
– Но большая часть этих слухов касается таинственного гостя с запада, – я отвесил небольшой поклон, не вставая со стула. – О браке ничего не говорят. Все считают вас первым холостяком в мире.
– Ага! – воскликнул он, и на лице у него отразилось облегчение. – Прежде так оно и было. Отец пытался меня женить, когда я был помоложе. Но в те времена я упорно не желал жениться. Вот еще один недостаток власти. Если ты слишком могуществен, люди не смеют указывать тебе на твои ошибки. Власть может быть ужасной вещью!
– Видимо, да, ваша светлость.
– Она лишает тебя выбора, – сказал он. – Она дает множество возможностей, но одновременно с этим лишает тебя других возможностей. Положение у меня сложное, мягко говоря.
Мне в своей жизни слишком часто доводилось голодать, чтобы я мог испытывать искреннее сострадание к аристократу. Но маэр выглядел таким бледным и слабым в своей постели, что я ощутил проблеск сочувствия.
– О чем идет речь, ваша светлость?
Алверон завозился, стараясь сесть поровнее.
– Если я собираюсь жениться, мне надо найти подходящую партию. Женщину из семьи не менее высокопоставленной, чем моя собственная. И мало того: это не должен быть формальный союз. Девушка должна быть достаточно молода, чтобы…
Он откашлялся сухим, шелестящим кашлем.
– Чтобы произвести на свет наследника. А если получится, то и нескольких.
Он поднял взгляд на меня.
– Теперь вы начинаете понимать, в чем состоит проблема?
Я медленно кивнул:
– Только в общих чертах, ваша светлость. И много ли таких незамужних дочерей?
– По пальцам пересчитать, – сказал Алверон, и в голосе его снова послышался намек на прежний гнев. – Однако нельзя, чтобы это была женщина из одной из тех семей, что подчиняются королю. Козыри и связующие обеты. Моя семья со времен основания Винтаса боролась за то, чтобы сохранить свои неограниченные полномочия. И я не стану спорить с этим ублюдком Родериком из-за жены. Я не уступлю ему ни грана своей власти!
– Сколько же женщин в семьях, что неподвластны королю, ваша светлость?
– Одна.
Это слово упало тяжко, как свинцовая гиря.
– И это еще не самое худшее. Эта женщина идеальна во всех отношениях. Ее семья респектабельна. Она образованна. Молода. Красива, – похоже, последнее слово далось ему нелегко. – Вокруг нее вьется стая влюбленных кавалеров, сильных и крепких молодых людей с медовыми устами. У них есть все причины жаждать ее руки: ради ее имени, ради ее земель, ради ее ума.
Он надолго умолк.
– И что она ответит на предложение больного старика, который ходит с палочкой, когда вообще может ходить?
Губы его скривились, как будто эти слова были горьки на вкус.
– Но, однако, ваше положение… – начал я.
Он поднял руку и посмотрел мне в глаза.
– Вот вы бы женились на женщине, которую вы купили?
Я потупился.
– Нет, ваша светлость.
– Вот и я не стану. Мысль использовать свое положение, чтобы убедить эту девушку выйти за меня замуж, попросту… отвратительна.
Мы помолчали. Я смотрел, как за окном две белки гоняются друг за другом по высокому стволу ясеня.
– Ваша светлость, если мне предстоит помочь вам ухаживать за этой дамой…
Я ощутил жар маэрова гнева прежде, чем обернулся и увидел, что он разгневан.
– Прошу прощения, ваша светлость. Я забылся.
– Это еще одна догадка?
– Да, ваша светлость.
Он, казалось, какое-то время боролся с собой. Потом вздохнул, и царившее в комнате напряжение исчезло.
– Да нет, это мне следует просить прощения у вас. Эта неотступная боль истерла мое терпение до дыр, а я не имею привычки обсуждать свои личные дела с посторонними, и уж тем более я не привык, чтобы они заранее отгадывали мои намерения. Что ж, расскажите, о чем вы еще догадываетесь. Можете позволить себе дерзость, если это необходимо.
Я вздохнул немного свободнее.
– Я догадываюсь, что вы хотите жениться на этой женщине. В первую очередь затем, чтобы исполнить свой долг, но еще и потому, что вы ее любите.
Повисла новая пауза – не столь тяжелая, как предыдущая, но все же довольно напряженная.
– Любовь, – медленно произнес маэр, – это слово, которое глупцы употребляют чересчур часто. Да, она достойна любви, это несомненно. И я действительно испытываю к ней привязанность.
Ему, похоже, было неловко.
– Это все, что я готов сказать.
Он поднял голову и посмотрел на меня:
– Я могу рассчитывать на вашу осмотрительность?
– Разумеется, ваша светлость! Но отчего вы столь скрытны в таком деле?
– Потому что я предпочитаю действовать тогда, когда сам сочту нужным. А слухи зачастую вынуждают нас действовать прежде, чем мы к этому готовы, или портят все дело до того, как ситуация созреет.
– Понимаю. И как же имя этой дамы?
– Мелуан Лэклесс, – бережно произнес он. – Так вот, я уже убедился, что вы обаятельны и умеете себя вести. Более того, граф Трепе заверил меня, что вы – великий создатель и исполнитель песен. Это именно то, что мне требуется. Готовы ли вы служить мне в этом деле?
Я колебался.