– Слепо следовать закону означает быть рабом! – тут же возразил Темпи.
Шехин сделала жест «суровый упрек», и Темпи залился краской.
– А что касается этого, – Карсерет указала на меня. Пренебрежение.
– Он не принадлежит Адемре. В лучшем случае он глупец. В худшем – лжец и вор.– А что он сказал сегодня? – спросила Шехин.
– Собака может гавкнуть три раза, не считая.
Шехин обернулась к Темпи.
– Заговорив вне очереди, ты отказался от своей очереди говорить.
Темпи снова покраснел, губы у него побелели от усилия держать себя в руках.
Шехин глубоко вздохнула и медленно выдохнула.
– Кетан и летани – вот что делает нас Адемре, – сказала она. – Варвар кетаном владеть не может.
Темпи с Карсерет встрепенулись, но она вскинула руку.
– В то же время уничтожить того, кто постиг летани, – неправильно. Летани не уничтожает самое себя.
Слово «уничтожить» она произнесла как ни в чем не бывало. Я понадеялся, что, должно быть, неправильно понял адемское слово.
Шехин продолжала:
– Найдутся такие, кто скажет: «С этого довольно. Не учите его летани, кто ведает летани, превзойдет все остальное».
Шехин сурово взглянула на Карсерет.
– Но я не из тех, кто скажет так. Я думаю, что мир станет лучше, если в нем будет больше тех, кому знакома летани. Летани дает силу, но дает и мудрость правильно распоряжаться силой.
Повисла долгая пауза. У меня засосало под ложечкой, но я старался сохранять спокойный вид.
– Я думаю, – сказала наконец Шехин, – что, возможно, Темпи не сделал ошибки.
Казалось бы, это еще не была прямая поддержка, но по тому, как внезапно напряглась спина Карсерет, и по тому, как Темпи выдохнул воздух – медленно, с облегчением, – я предположил, что это тот самый ответ, на который мы надеялись.
– Я отдам его Вашет, – сказала Шехин.
Темпи замер. Карсерет сделала жест «одобрение», широкий, как ухмылка безумца.
Темпи спросил напряженным тоном:
– Ты отдашь его Кувалде?
Его рука замелькала. Почтение. Отрицание. Почтение.
Шехин поднялась на ноги, дав знак, что разговору конец.
– Кто может быть лучше? Кувалда покажет, действительно ли он – железо, достойное ковки.
С этими словами Шехин отвела Темпи в сторону и перебросилась с ним несколькими словами. Ее руки слегка касались его рук. Говорила она слишком тихо даже для моих чутких ушей опытного шпиона.
Я вежливо стоял рядом со своим стулом. Темпи, похоже, вполне утратил боевое настроение, и в его жестах то и дело повторялись согласие
и почтение.Карсерет тоже держалась в стороне от них и пялилась на меня. Лицо у нее было каменное, но глаза злые. Она сделала несколько жестов, так, чтобы те двое не видели. Единственный, который я понял, было отвращение
, но насчет значения прочих я более или менее догадался.В ответ я сделал другой жест, совсем не адемский. По тому, как сузились у нее глаза, я заподозрил, что она меня тоже поняла.
Трижды раздался пронзительный звон колокола. Мгновением позже Темпи поцеловал Шехин руки, поцеловал ее в лоб и в губы. Потом повернулся и сделал мне знак следовать за собой.
Мы вместе вышли в просторный зал с низким потолком, где было полно народу и пахло едой. Это была столовая. Там стояли длинные столы и темные деревянные скамьи, гладкие от старости.
Я следовал за Темпи, накладывая себе еду на большую деревянную тарелку. Только теперь я осознал, что жутко проголодался.
Невзирая на мои ожидания, эта столовая оказалась совсем не похожа на университетскую столовку. Во-первых, тут было куда тише, во-вторых, кормили куда лучше. Тут давали свежее молоко и нежирное нежное мясо – судя по всему, козье. Еще подавали твердый острый сыр, мягкий сливочный творог и два вида хлеба, теплого, только из печи. И еще яблоки и клубнику. На всех столах свободно стояли солонки, и всякий мог брать соли, сколько пожелает.
Непривычно было находиться в зале, полном разговаривающих адемов. Говорили они так тихо, что я не различал слов, только руки мелькали. Я понимал самое большее один жест из десяти, и все же странно было видеть все эти мелькающие вокруг эмоции: усмешка, гнев, смущение, отрицание, отвращение
. Я гадал, что из этого относится ко мне, пришлому варвару.Женщин было куда больше, чем я ожидал, и довольно много детей. Там было несколько человек в знакомой кроваво-красной одежде наемника, но куда больше одевались в простую серую холстину, которую я видел, гуляя с Шехин. В толпе мелькнула белая рубаха, и я с удивлением обнаружил, что это сама Шехин ужинает локоть к локтю со всеми остальными.
Открыто на меня никто не смотрел, и все же на меня поглядывали. Больше всего всех занимали мои волосы, оно и понятно. В зале было полсотни белобрысых голов, несколько голов потемнее и несколько совсем белых или седых от старости. Я среди них выделялся, как одинокая пылающая свеча.
Я пытался втянуть Темпи в разговор, но он разговаривать не желал и полностью сосредоточился на еде. На тарелку он себе положил куда меньше, чем я, и съел только часть того, что взял.