Хроника времен Гая Мария, или Беглянка из Рима

Но хотя ветер усилился, небо по-прежнему было чистым. По подсчетам Мемнона оставалось еще около десяти миль пути. Чтобы успеть к Кайете засветло, Мемнон решил больше не делать остановок.

Незадолго до заката они увидели город и гавань, заполненную множеством больших и малых кораблей. Их мачты походили на оголенные дыханием зимы деревья. Неровной линией спускались по холмам к морю крепостные стены, надежно защищавшие Кайету со стороны суши. Только с моря город был открыт для нападения.

Кайета была гаванью Формий, удаленных от нее на шесть миль.

Мемнон часто посещал этот город для переговоров с его представителями по поручению Требация.

Власти Кайеты тайно платили дань критским пиратам, тем самым оберегая себя от опустошительных набегов морских разбойников. Требаций имел связи с киликийскими, исаврийскими и прочими пиратами, которые по взаимной договоренности с ним обходили стороной Кайету. В течение ряда лет город находился под покровительством пиратов Новой Юнонии, основанной римскими изгнанниками, бежавшими на Крит после разгрома гракхианского движения.

В описываемое время морской разбой принял такие колоссальные размеры, что ни один город на побережье Италии не мог считать себя в безопасности. Дерзкое нападение Требация на Остию — гавань самого Рима — служило доказательством возросшей силы римских и италийских изгнанников, сумевших через восемнадцать лет после гибели Гая Гракха громко заявить о себе правительству оптиматов в Риме[381].

Во многих крупных приморских городах Италии и Сицилии у критских пиратов были свои люди.

Зачастую они жили там под чужими именами, содержали кабачки, притоны и гостиницы. Благодаря им пираты получали необходимые сведения о передвижениях по морю кораблей с богатыми грузами и состоятельными путешественниками. Мемнон знал таких людей в Сиракузах, Мессане, Неаполе и других городах, будучи доверенным лицом Требация во многих его делах. Он выполнял особо важные поручения архипирата.

Когда Требаций решил напасть на Остию, Мемнон отправился туда на встречу с Ватинием Агеллом. Тот работал на пиратов в благодарность за то, что Требаций помог ему расплатиться с долгами. После того как Ювентина разыскала его по просьбе Мемнона, Ватиний, видимо, всполошился и, боясь разоблачения, почел за благо переменить место жительства, дабы не попасть в руки правосудия.

Что касается Кайеты, то там обосновался Тит Стаций Сальвидиен, покалеченный в одном из морских сражений и доживавший в этом городе свой век старый гракхианец.

Он был близким другом Требация. Настоящего имени его Мемнон не знал, ибо под этим именем (со слов Требация, которые он случайно обронил в одной из бесед с александрийцем) мнимый Сальвидиен был заочно приговорен к лишению «воды и огня» как соучастник гракхианского мятежа.

В Кайете же его знали как благодушного старого человека, бывшего торговца зерном из Сабинской земли, подкопившего денег на безбедную старость и ведущего спокойный размеренный образ жизни.

А между тем лет десять назад это был один из отважных и дерзких пиратов. Так, по крайней мере, охарактеризовал его Требаций, когда в первый раз послал к нему Мемнона.

Требаций рассказывал, что Сальвидиен был навархом, командуя несколькими десятками кораблей, и однажды его предательски завлекли в засаду у берегов Аттики, где пираты рассчитывали поживиться богатым грузом серебра из Лаврийских рудников[382]

и где они подверглись нападению афинского флота. Сальвидиена, тяжело раненного копьем в бедро, товарищи едва успели перетащить с тонущего миапарона на гемиолу, которой в числе немногих кораблей, участвовавших в этом походе, удалось вернуться на Крит.

Это было самое тяжелое поражение, понесенное критскими пиратами. Требаций поклялся, что разыщет и покарает предателей. Последних выслеживали в течение долгого времени. Одного из них нашли и удавили в собственном доме. Двух других захватили живыми и доставили на Крит, где с ними поступили так же, как поступали с отцеубийцами и матереубийцами в Риме — зашили в мешок вместе с собакой и утопили в море.

У обращенных к Формиям ворот (они так и назывались — Формианские) был большой трактир — пристанище для путешественников, которые ненадолго прибывали в гавань по своим делам, чаще всего с тою целью, чтобы устроиться на корабль и продолжить свой путь морем.

Мемнон остановил свой выбор на этом заведении, главным образом потому, что здесь имелась конюшня, в которой можно было оставить лошадей.

Хозяину трактира он представился гражданином Кротона, сказав ему, что он возвращается домой вместе с женой из Анция, где они гостили у своих родственников.

Трактирщик за один денарий в день (плата неслыханная даже по сравнению с квартирной платой в приличных римских инсулах) предложил им «самую уютную и чистую комнату» в своей «гостинице», как он не преминул несколько раз назвать нелепое вместилище трех или четырех десятков крошечных и грязных каморок, в которых решались останавливаться на ночлег только очень неприхотливые люди.