Хроника времён «царя Бориса»

Полторанин нашел третий вариант, он принял оскорбительное для независимой Компании решение. Телевизионный канал «Россия» был перекоммутирован на управление из Останкино, которое с этого момента могло в любой момент воспротивиться неугодной передаче. Скорее всего, Лысенко не ожидал столь неадекватной реакции. Он, видимо, рассчитывал, что позиция Попцова с этой минуты будет истолкована как ненадежная — и опорой Президента в Компании должен стать некто другой, подтвердивший незамедлительно свою верность. Его вообще раздражала моя политическая активность. Мое депутатство вынуждало меня погружаться в политику. В этом смысле я был приговоренным человеком. Он, как не глупый, не чуждый интригам человек, извлек из этого внутреннего дисбаланса немалый общественный капитал: всячески инициировались слухи о Попцове, занимающемся политикой, о истерзанном черным, неблагодарным трудом Генеральном директоре, который один тащит неподъемный воз управления Компанией. Лукавый слух непременно дает лукавый результат. В тот момент подобное поведение моего коллеги явилось для меня досадным откровением. Ответный шаг Полторанина, о котором Лысенко узнал на следующий день, вынуждал его пойти дальше. Когда я приеду и начнется малоприятная процедура объяснений, он скажет: «Речь шла о существовании Компании». Лысенко, узнав о вероломном решении не то Полторанина, не то Шумейко, дает случившемуся объяснение, провоцирующее возмущение эмоциональных коллег. «Нашей Компании выражено недоверие», говорит он. Он, Лысенко, всегда старался держаться в стороне от политики. Политикой занимался Попцов, и вот результат. Нас считают прохасбулатовской командой.

Это объяснение можно признать скорее эмоциональным, нежели сущностным. Именно в этот момент в Компании работала комиссия Верховного Совета, нацеленная на поиски компромата на председателя Компании. Создание комиссии инициировал Хасбулатов. Ни для кого не было секретом, что Верховный Совет готовил расправу над российскими радио и телевидением. В моих словах есть определенная смысловая приблизительность, но рисунок атаки, предпринятой на меня в мое отсутствие в моей собственной Компании, передан достаточно точно. Смятение, как следствие внезапности случившегося, дурные предчувствия преследовали нас последние месяцы. Уже 21 сентября Лысенко предложил сделать заявление, в котором от имени административного совета Компании свидетельствовалась безоговорочная верность Президенту и его курсу. Я в этот самый момент срочно возвращался из Вены в Москву. В 15 часов по московскому времени самолет совершил посадку.

Как рассказывал днями спустя сам Анатолий Лысенко, заявление переправили в Кремль. Последовал ответный звонок пресс-секретаря Президента Вячеслава Костикова. Он похвалил за оперативность и добавил: «Теперь с вами все о'кей». Не скрою, подобные шаги не в моем стиле. Компания, которая столько сделала для защиты демократии и самого Президента, должна сохранять самоуважение и профессиональную гордость.

Я отсутствовал всего один день, но по телефонному разговору с вице-премьером Шумейко понял, как далеко продвинулись мои оппоненты как внутри Компании, так и за её пределами. Не помню, по какому поводу я выразил сомнение, и тогда Шумейко с вызовом ответил мне: «В отличие от вас, Лысенко не сомневается». С этого дня на все правительственные совещания к Шумейко, Полторанину, Гайдару вместе со мной приглашали непременно и моего заместителя — Генерального директора. Кстати, в этом нет ничего нового. ЦК КПСС всегда исповедовал подобный принцип. У каждого первого номера есть второй, который также подотчетен высшей партийной власти. И это хорошо, когда первый номер оглядывается на второго, зная, что тот вхож в ЦК КПСС и всегда может дать необходимую информацию. Склонная к истерике демократическая власть давала мне понять: в вашей Компании, господин Попцов, у нас есть свой коридор.

Где-то в районе 17 часов 22 сентября я уже был в Компании и спустя час собрал руководство. Разговор получился жестким. Я зачитал текст принятого административным советом заявления и попытался объяснить моим коллегам, что такая Компания, как наша, имеет право на менее заискивающий тон и ещё что-то о профессиональном достоинстве. Нет сомнения, в те дни Президент нуждался в поддержке. И я одобрил идею заявления. Но текст, слова должны были быть другими. Все дело в словах. Не что сказать, а как сказать.