Читаем Хроники 1325 – 1340 полностью

Рассказав в прологе о своем прибытии ко двору Гастона Феба, Фруассар завершает книгу описанием своего отъезда назад в земли Северной Франции. Поэтому можно сказать, что основной сюжет посвящен путешествию хрониста в Беарн и историческим изысканиям, которые он там вел. Однако этот своеобразный отчет о проделанной работе постепенно превращается в нарративный лабиринт. Фруассар постоянно отходит в сторону от основной тропы повествования и делает сюжетные зигзаги и хронологические скачки ради того, чтобы обрисовать давнюю предысторию какого-нибудь конфликта, вскрыть тайную подоплеку каких-нибудь политических инициатив, или же просто потешить читателя забавной историей анекдотического характера. Объясняя такой подход, он настаивает, что пишет не хронику, а историю, где пространные отступления естественны и необходимы для объяснения причин событий:

«Если бы я говорил: так-то и так-то случилось в оное время, не раскрывая и не объясняя причин, которые были велики, весомы, ужасны и могли привести к большим осложнениям, то это была бы хроника, а не история. Имей я к тому желание, то легко мог бы обойти эти причины молчанием, но я вовсе не хочу писать, не объясняя всей сути дела, раз уж господь даровал мне долгую жизнь, разум, память и досуг, чтобы описывать события во всех подробностях»[37].

Это высказывание Фруассара обычно принято расценивать как одно из ярких свидетельств того, что в западноевропейской историографии XIV века, по мере неуклонной секуляризации общественного мировоззрения, ясно наметился переход от религиозно-символической к причинно-следственной интерпретации событий. И это, безусловно, так. Однако следует учитывать, что Фруассар пристально прослеживал разные причинно-следственные связи, чтобы в конечном итоге выявить нравственную правду, мораль, за ними стоящую, — иногда, как уже отмечалось выше, даже в ущерб фактической достоверности. А для этой цели художественные приемы, использованные писателем, годились намного больше, чем методы традиционной историографии.

Анализируя Книгу Третью с этих позиций, можно заметить, что, несмотря на сюжетную сумбурность, она обладает внутренним идейным единством. Если нам удастся постичь метафоричный, иносказательный смысл разных, внешне никак не связанных между собой эпизодов, то они начнут дополнять друг друга и вступать в идейную перекличку. Связь каузальная здесь часто подменяется связью ассоциативно-символической. Благодаря этому, все повествование обретает двойное измерение, и герои, действующие в нем, одновременно являются и реальными историческими лицами, и собирательными образами — примерами («exempla»), несущими в себе определенный нравственный смысл

[38]. Эта особенность придает рассказам Фруассара удивительную мифо-поэтическую глубину и часто делает их похожими на дидактические новеллы-притчи.

До конца жизни оставаясь куртуазным поэтом и романистом, Фруассар даже в работе над «Хрониками» демонстрировал склонность к художественной мистификации, аллегоричности и мифотворчеству. Так, например, создавая образ Гастона Феба в Книге Третьей, Фруассар весьма увлекательно, с редким мастерством облек в форму рассказа самые невероятные и скандальные слухи, которые ходили о внутрисемейной жизни графа. При этом он умышленно, с помощью интригующих намеков и недомолвок, сгустил туман таинственности вокруг фигуры Гастона Феба, а потом предоставил читателю самостоятельно размышлять о причинах событий — «весьма странных и удивительных», — которые разыгрались при ортезском дворе. Разумеется, такой подход придает «Хроникам» скорее вид беллетристики, пусть даже и самого высокого уровня, нежели исторического труда.

Другой особенностью Книги Третьей можно считать выход на передний план фигуры автора. Если в Книге Второй Фруассар еще предпочитал говорить о себе, используя безличные обороты («как вам выше уже было рассказано…», «итак, поговорим о…»), то теперь он смело пользуется личным местоимением «я». Более того, он фактически делает себя героем повествования, передавая в прямой речи свои разговоры со свидетелями разных событий и описывая в мемуарном стиле свои поездки за новым материалом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

Зимой 1944/45 г. Красной Армии впервые в своей истории пришлось штурмовать крупный европейский город с миллионным населением — Будапешт.Этот штурм стал одним из самых продолжительных и кровопролитных сражений Второй мировой войны. Битва за венгерскую столицу, в результате которой из войны был выбит последний союзник Гитлера, длилась почти столько же, сколько бои в Сталинграде, а потери Красной Армии под Будапештом сопоставимы с потерями в Берлинской операции.С момента появления наших танков на окраинах венгерской столицы до завершения уличных боев прошло 102 дня. Для сравнения — Берлин был взят за две недели, а Вена — всего за шесть суток.Ожесточение боев и потери сторон при штурме Будапешта были так велики, что западные историки называют эту операцию «Сталинградом на берегах Дуная».Новая книга Андрея Васильченко — подробная хроника сражения, глубокий анализ соотношения сил и хода боевых действий. Впервые в отечественной литературе кровавый ад Будапешта, ставшего ареной беспощадной битвы на уничтожение, показан не только с советской стороны, но и со стороны противника.

Андрей Вячеславович Васильченко

История / Образование и наука