Хроники Акаши

— Па-а-а-п! — заорал я и повернулся к отцу. Но сидение сзади оказалось пустым.

— Сам разбирайся! — раздалось откуда-то сверху.

Я беспомощно провёл пальцами по панели. Руля нет. Но есть педали. Тормоз! Точно, надо нажать на тормоз!

Педали оказались на месте, целых десять. Я не помнил, какая из них газ или тормоз. Вообще, странно, что их так много. Что-то это напоминает, необычно. Я мельком взглянул на руки и чуть не подпрыгнул от радостного осознания.

Это же сон!

— Стоять! — я приказал машине, и она тут же замерла. В реале меня, наверное, по инерции кинуло бы в лобовое стекло, но тут лишь слегка качнуло вперёд, и картинка в окнах остановилась.

Несмотря на то, что жигули летели как бешеные, оказалось, что я всё еще во дворе. Ветка огромной берёзы билась прямо в окно. А вон и наш дом, ещё старая квартира в кирпичной девятиэтажке, окружённой деревьями. Правильно, мне же приснилось воспоминание из детства.

Что дальше? Оля говорила, нужно перевернуть сюжет сна. Я остановил машину и, наверное, реабилитировался. Может, поискать светимость в старой квартире?

— Лети к дому! — приказал я машине, мысленно направляя её волей. Удобно. Может, когда-нибудь изобретут такие же летающие мобили с управлением через нейроимплант? Вот было бы здорово!

Я открыл дверь и прыгнул прямо на незастекленный балкон. Дверь оказалась заперта, но во сне это не проблема. Я протянул руку и прошёл прямо сквозь стекло. Оно отозвалось лёгким звоном.

Отец уже ждал внутри.

— Что ты нюни распустил? Ну, подрались. Все дерутся. Но ты должен уметь давать сдачи, а не отцу жаловаться! Куртку порвал — сам виноват!

— Так он на четыре года меня старше! — выпалил я, сразу вспомнив сюжет. Тогда я, получив суровую отповедь, не решился сказать отцу и ещё долго отдавал карманные деньги Саньку из девятого «Б», на сигареты. Целый год, пока тот не выпустился из школы. В старшие классы такие оторвы не шли.

— Да мне плевать! Подумаешь, разница! — крикнул отец. — Ты слабак! Квашня!

Вот этого в прошлом не было. Я на секунду растерялся, а отец продолжал наступать:

— Мой сын никогда бы не проиграл! А ты… с улицы подкидыш. Тряпка! Квашня! Слабак!

Отец стал расти в ширину и ввысь, раздаваясь в плечах. Одежда затрещала по швам, рукава порвались, и стало видно, как на руках у него бугрятся исчерченные пульсирующими венами мускулы.

Вот жеж зараза! Разошёлся как, прямо Халк. Но надо как-то поворачивать ситуацию в свою сторону.

— Давай этого Санька сюда! Сейчас я его побью! Санёк! — заорал я. Конечно, что мне теперь этот задрипанный девятиклассник. Да ещё во сне. Одной левой уделаю.

— Сосунок! Иди сюда, — зашипел отец, отращивая вторую голову, Санькову, с белыми растрёпанными вихрами. Секунду спустя двухголовая громадина кинулась на меня.

Вот чёрт! Мы так не договаривались!

Я не успел крикнуть или выставить щит. Огромные ручищи обхватили шею, а здоровенная туша придавила весом к полу. Я боролся, пытаясь крикнуть или освободить хотя бы одну руку, и всё больше увязал под этой массой, как в желе. Перед глазами понеслись картинки, весь микс предыдущих кошмаров за эти три месяца: провал на экзаменах в Физтехе и в итоге поступление в ВУЗ «второго сорта», по мнению отца, «Бауманку», Лизка, первая любовь, с которой отец застукал нас в моей комнате, пачка сигарет, найденная в кармане Лидуней, и многие-многие мелкие досадные ситуации. Всё это смешалось в одну застилающую сознание кашу, затянуло, как водоворот, и я закричал:

— Всё это ерунда! Не имеет значения! Шелуха!

Внезапно в глаза ударил яркий свет. Я помотал головой, ожидая, когда соберется картинка. Постепенно через белесый туман стали проступать знакомые очертания: обитые вагонкой стены, цветастый ковёр на полу. Это же наша старая дача. Получилось! А вот и конструктор этот. И самолёт. Точно! Сейчас должен появиться отец.

Огромная фигура нависла надо мной, и громовой голос потребовал:

— Отдай самолёт мне! Я соберу! Ты не сможешь!

Я встал, выпрямившись во весь рост, осознавая, что моё тело уже не тело ребёнка, а взрослое и плечистое. Да и мы с отцом одного роста, не может он быть таким огромным как гора, и таким чёрным лицом.

Осознание пришло тут же, и я тут же его озвучил, глядя в белёсые мутные глаза:

— Ты не мой отец, ты моё представление о нём. Мои страхи и неуверенность. Ты — ненастоящий. Мой отец помог мне из любви, теперь я это осознаю.

«Отец» дрогнул, бледнея. Застыл, будто не понимая, а потом превратился в плоский негатив, через который было видно дощатую стену и старинные часы на ней. А потом стал постепенно растворяться в воздухе и исчез.

Вместе с ним стала исчезать и осыпаться обстановка вокруг: вагонка на стенах трещала по швам, ковёр бледнел, прорастая зелёной травой. Через полупрозрачный потолок стало проглядывать солнце.

Я огляделся и понял, что оказался на поляне, той самой, где стояла избушка. Вокруг, как и в прошлый раз, высился лес из вековых сосен, а ноги утопали в высокой траве. На душе было так светло и легко, что я некоторое время просто стоял и наслаждался этим ощущением.