Хроники Дебила. Свиток 2. Непобедимый

А вот с подружкой Лга’нхи, боюсь, будут проблемы — рана хоть и заживает очень хорошо, но рука потеряла подвижность. По местным меркам, это повод для развода и смены спутницы (спутника) жизни. Кому нужен супруг, не способный выполнять свой супружеский долг? В смысле, защищать семью и добывать харчи или готовить пищу и обихаживать мужа. В наших чудесных степях подобный супруг сам уходил из племени, не обременяя других заботами о себе. А вот как быть с ирокезами? Что-то мне подсказывает, что, даже если все раненые выздоровят, как минимум трое из них вполне могут остаться калеками. И как в таких случаях поступать мне?

С одной стороны, я пытаюсь заложить в своих подопечных какие-то основы гуманизма. А с другой — калеки — это реальная обуза для племени, мы просто не потянем заботу о них. Ну об этих троих, допустим, еще и сможем позаботиться. Только ведь это была не последняя наша битва, а значит, и потери тоже будут не последние. Короче — проблема! Если в ближайшее время не придумаю, как сделать так, чтобы и они приносили нам пользу, придется изгонять, вернее, не мешать уходить самим. Тоска!

Ну ладно, надо ложиться спать, а то ведь завтра опять целый день грести. Завтра надо успеть дойти до обещанного Кор’теком островка. Потому как церемонию вхождения в племя втихаря провести не получится. Нужен большой костер, громкие камлания и пир. А это лучше делать на изолированном от всех острове.

Глава 13

Да, все было чудесно. И угощение было на славу. И все мои задумки прошли на «ура». А Витек вообще был на высоте и буквально потряс всех. Более того, как показали последующие события, прос

то совершил некий переворот в мозгах соплеменников.

Но лично меня потрясла Осакат! Все-таки женщина остается женщиной в любых условиях. А главное, когда успела?! Я не знал, то ли ржать, катаясь по пляжу, то ли повысить ее в звании до обер-ученицы шамана.

Надо устраивать такие вечеринки почаще! Прошло восемь дней после битвы у Рогатой скалы, семь дней сумасшедшей гребли, ночей без костров, когда спишь вполглаза, и даже во сне в каждую секунду готов сорваться и бежать. Даже для дубовой психики местных это были немалые напряги.

Вообще, мои давние представления, что жизнь первобытного человека — это сплошь приключения и испытания, были сильно подпорчены книжной романтикой. Обычно это такая же занудная жизнь, как и Там, у какого-нибудь московского клерка или работяги. И даже постоянно висящая над тобой дамокловым мечом тень смерти воспринимается как скучная обыденность.

Дни мало чем отличаются один от другого. Перегон стада, охота или выход в море на утлой лодчонке становятся не приключением, а обычной работой, вроде штамповки одной и той же детали или заполнения сотен одинаковых документов изо дня в день. Воинские набеги тоже случаются гораздо реже, чем разговоры о них, как поездка на рыбалку в моем мире или походы в дорогущий ресторан. А развлечение, типа попеть былины у костра, надоедает похлеще телевизора и сериалов. В общем и целом жизнь тут размеренна и нетороплива. У москвича и то иной раз больше стрессов случается за день, пока он доедет до работы, пихаясь локтями в метро и уворачиваясь от машин на «зебрах».

Мы, ирокезы, в этом отношении, конечно, сильно отличались от остальных.

Вот только не надо думать, что это было предметом радости для всего племени. Когда только и делаешь, что убегаешь по минному полю от урагана, а тебя преследует, испуская лучи смерти и грозя анальным зондом, какое-то загадочное НЛО, вот тут вот ты, как никогда в жизни, начинаешь ценить занудную скуку и обыденность серых будней. Так и наши сейчас — многое бы отдали за скучную и унылую первобытную жизнь без лихих приключений и героических поступков.

Но вот праздники, типа этого, думаю, все готовы были оставить, взяв их с собой в серые будни. Во-первых, жратва. Нет, мы и так не голодали. Более того, поскольку после битвы осталось немало трупов казненных верблюдов, наши три дня набивали мясом пузеи до барабанной упругости. Тут как-то не верили в диеты и размеренное питание. Коли есть жратва — жри, пока харч в кадык не упрется, потому как неизвестно, что будет завтра!

Мне едва удалось уговорить не закармливать до полусмерти тяжелораненых, ограничивая их диету наваристым бульончиком и лепешками. Пришлось долго уверять безоговорочно верящих мне доброжелателей, что обжорство отнюдь не будет способствовать скорейшему выздоровлению их родных и друзей и даже (парадокс) может помешать.

Следующие дни мы, конечно, держались больше на кашах и сухой рыбе и мясе. И даже одну ночку пришлось поголодать. Но и голодание для местных было так же привычно, как и обжорство, — никто не роптал.